гнева от одного лишь вида легкой морщинки между бровями Чанниса, от изящной небрежности, с
которой тот прикусывал нижнюю губу. Он питал отвращение к затянувшемуся и бесполезному
разыгрыванию ролей и мечтал положить этому конец.
Он сказал:
– Наше появление здесь, как видно, не было для них неожиданностью.
– Да, – просто сказал Чаннис.
– И все? Вы высказались на удивление содержательно. Мы являемся сюда и обнаруживаем,
что губернатор нас уже ждет. От губернатора, как можно предполагать, мы узнаем, что нас ожидает и
сам Ределл. Чего же стоит в этом случае вся наша миссия?
Чаннис поднял голову и произнес, даже не пытаясь скрыть усталые нотки в голосе:
– Ждать нас – одно дело; знать заранее, кто мы и зачем явились – совсем другое.
– Вы надеетесь скрыть это от людей Второго Установления?
– Возможно. А почему бы и нет? Вы что, уже готовы спасовать? Допустим, что наш корабль
засекли в космосе. Разве это так уж необычно для крупной державы – иметь передовые посты
наблюдения? Мы представляли бы интерес, пусть даже в качестве обычных чужеземцев.
– Интерес, достаточный для того, чтобы губернатор сам явился к нам, а не наоборот?
Чаннис пожал плечами.
– С этой проблемой будем разбираться позднее. Давайте поглядим, что из себя представляет
этот губернатор.
Притчер чуть сердито осклабился. Ситуация становилась просто смехотворной.
Демонстрируя показное воодушевление, Чаннис продолжал:
– По крайней мере одно мы знаем. Либо Ределл – это и есть Второе Установление, либо целый
миллион отдельных признаков указывает в ложную сторону. Как еще можно интерпретировать тот
нескрываемый страх, в котором Ределл держит этих туземцев? Признаков политического
принуждения я не вижу. Их общества Старейшин собираются на вид вполне открыто, без каких- либо
помех. Налоги, о которых они рассказывали, мне вовсе не кажутся непосильными, и вся система их
сбора неэффективна. Туземцы много говорят о бедности, но выглядят при этом крепкими и
упитанными. Дома неуклюжи, деревни построены достаточно примитивно, но своему назначению
они полностью отвечают. В сущности, этот мир поражает меня. Я никогда не видел более
непривлекательной планеты, но при этом у меня создалось убеждение, что население здесь отнюдь не
страдает, и его безыскусная жизнь ухитряется включать в себя уравновешенное счастье, недостающее
утонченным народам развитых центров.
– Так вы, значит, поклонник крестьянских добродетелей?
– Звезды меня упаси, – эта мысль, казалось, изумила Чанниса. – Я просто отмечаю значимость
всего этого. Видимо, Ределл является эффективным администратором – но совсем в ином смысле,
нежели Старая Империя, Первое Установление или даже наш собственный Союз. Все они
обеспечивали и обеспечивают своим подданным чисто механическое процветание за счет конкретных
ценностей. Ределл же приносит счастье и достаток. Разве вы не видите, что все их господство имеет
иную ориентацию? Оно не физическое, а психологическое.
– В самом деле? – Притчер позволил себе поиронизировать. – А ужас, с которым Старейшины
говорят о наказании за измену, исходящем от этих добросердечных администраторов-психологов?
Как это согласуется с вашим тезисом?
– А разве сами они являлись объектом наказания? По их словам, наказывали других. Создается
впечатление, что представление о каре так прочно вбито в них, что сама кара никогда не понадобится.
Должные умственные установки так впечатаны в их сознания, что я почти уверен: на планете нет ни
единого ределлского солдата. Неужто вы всего этого не видите?
– Возможно, увижу, – холодно сказал Притчер, – но не раньше, чем встречусь с губернатором.
А, кстати, что если и наши сознания уже взяты под контроль?
Чаннис ответил с нескрываемым презрением:
– Вы-то должны быть к такому приучены.
Притчер заметно побледнел и, сделав усилие, отвернулся. Больше в этот день они друг с
другом не разговаривали.
В молчаливом безветрии морозной ночи, прислушавшись к тихому, сонному дыханию
попутчика, Притчер молча настроил свою наручную рацию на ультраволновой диапазон,
недоступный рации Чанниса, и бесшумно прикасаясь к ней ногтем, связался с кораблем.
Ответ поступил в виде череды незаметных, едва ощутимых вибраций.
Притчер дважды спросил:
– Есть ли какие-либо сообщения?
Дважды последовал ответ:
– Никаких. Мы в постоянном ожидании.
Он встал с кровати. В комнате было холодно, и он, завернувшись в меховое одеяло, сел в
кресло и стал смотреть на небосвод, столь отличающийся по яркости и сложности расположения
теснящихся звезд от равномерного тумана Галактической Линзы, которая господствовала на ночном
небе его родной Периферии.
Где-то там, среди звезд, находился ответ на захлестнувшие его трудности, и он страстно
желал, чтобы этот ответ поскорее прибыл и со всем покончил.
На миг он задался вопросом: неужели Мул был прав, и Обращение отняло у него твердое,
острое лезвие уверенности в себе? Или то была просто надвигающаяся старость, объединившаяся со
всеми тяготами последних лет?
Ему, в сущности, было все равно.
Он устал.
Губернатор Россема прибыл без особой помпы. Его единственным спутником был человек в
форме, управлявший мобилем.
Мобиль выглядел роскошно, но Притчеру он не особенно понравился. Разворачивался он
неуклюже, не раз заметно дергался – видимо, при слишком быстрой смене передач. Один лишь взгляд
на его конструкцию позволял заключить, что мобиль работал не на атомной, а на химической энергии.
Ределлский губернатор мягко ступил на тонкий слой снега и двинулся вперед между двумя
шеренгами почтительно стоящих Старейшин. Он быстро вошел в здание, не глядя на них.
Старейшины последовали за ним.
Два человека Союза Миров Мула наблюдали за происходящим из отведенного им помещения.
Губернатор был полного телосложения, довольно коренаст, невысок ростом, с невыразительным
лицом.
Но что из того?
Притчер выругал себя за излишнюю нервозность. По правде говоря, на его лице ничего не
отразилось. Он не унизился перед Чаннисом – но ему было прекрасно известно, что его кровяное
