профессионалы. Других он к себе и на пушечный выстрел не подпустил бы. Так что исходить следовало из худшего. И, хотя никакая защита в принципе не может быть идеальной, преодолеть грамотно построенную систему охраны в одиночку все-таки гораздо сложнее, чем когда в твоем распоряжении пусть и небольшая, но хорошо подготовленная – или как говорили в его кругах, заточенная под поставленную цель – группа. А с другой стороны, Караваеву приходилось учитывать фактор времени. Одно дело, когда ты ведешь охоту, не ограниченную во времени и пространстве. Здесь правило одно. Где-нибудь, когда-нибудь, но 'дичь' все равно подставится под выстрел. Не сегодня, так завтра. Не здесь, так там. Однако сейчас обстоятельства сложились совсем по-другому. Убрать Домфрона требовалось как можно быстрее, потому что от его жизни и смерти зависели судьбы Зои и Вероники. Но при этом Илья не знал пока главного. Сколько времени этот сукин сын собирается пробыть в Петрове? Могло ведь случиться и так, что Илья просто не успеет до него добраться. И тогда охоту придется переносить в Африку или Новый Амстердам, что, в свою очередь, заставит Караваева оставить 'своих девочек' в Петрове одних. Делать этого ему, однако, совершенно не хотелось, и поэтому Илья торопился сейчас, как никогда.
О том, что Рубинштейн не просто так предоставил Домфрону свою виллу, Илья догадался и сам. Но в половине девятого господин Заманек из Брно переслал ему электронную копию допроса некоего Мариуса Ландвердена, осуществленного полицией Вены в 1989 году, и кое-что начало проясняться. Судя по показаниям 'финансового консультанта' из Женевы, 'Невский Заем' являлся одним из тех 'доверенных' банков, через которые проходили 'африканские' деньги Домфрона. Разумеется, ни для германских, ни для российских властей криминалом это не являлось. Ведь на 'электронных ассигнациях' не было никаких дополнительных, кроме определенных соответствующим казначейством, надписей, поясняющих источники их, то есть, ассигнаций, происхождения. Однако для Караваева эта информация оказалась свидетельством первостепенной важности. Он знал, свои деньги князь, кому ни попадя, в руки не отдаст. Другое дело, что банк Рубинштейна являлся солидным финансовым учреждением, и репутацию в каганате имел такую, которая позволяла ему иметь в клиентах не только известных купцов и промышленников, но и многие государственные учреждения. Из чего, в свою очередь, следовало, что никаких проблем с привлечением к охране 'Итальянского палаццо' в Гатчине полиции и жандармерии у банкира не возникнет. А ведь там должны были быть еще и собственные люди Рубинштейна и Домфрона. Вот и думайте, Илья Константинович, как вам через все эти препоны и рогатки пройти.
Однако наряду с плохими имелись и хорошие новости. Во-первых, публичность и развитый эстетический вкус, как ни странно, сыграли с Глебом Рубинштейном плохую шутку. 'Итальянское палаццо' являлось памятником архитектуры XVIII века, и в Интернете имелись его многочисленные фотографии и описания. А, во-вторых, тот же господин Заманек, который, насколько знал Илья, на самом деле жил довольно далеко от Брно и звался в миру Людвигом фон Ратенау, сообщил, что, по не вполне проверенным данным, господин Постников, являвшийся ныне начальником службы безопасности 'Невского Заема', а до выхода в отставку служивший во втором управлении жандармского корпуса, был, что называется, не чист на руку. Из-за этого, собственно, он и вылетел в свое время из жандармского корпуса. Но это, так сказать, цветочки, которые к делу не подошьешь. Значительно более серьезным был, однако, тот факт, что Постников был замечен в связях с голландской разведкой, о чем в каганате то ли не знали, то ли предпочитали 'не знать'. Оно бы и ничего, но по законам каганата обвинение в шпионаже для бывшего контрразведчика срока давности не имело. И если бы
Поэтому сейчас, расположившись за угловым столиком чешской пивной на Гороховой улице, Караваев раскрыл свой терминал и, в ожидании заказанного пива, послал по известным ему адресам несколько запросов. Его интересовали вся подноготная Ивана Силовича Постникова, знать которую в нынешней ситуации было бы весьма полезно, а так же информация по 'Итальянскому палаццо', на самом деле, больше похожему на европейский замок эпохи высокого Возрождения, получить которую Илья твердо надеялся хотя бы из одного из нескольких российских и заграничных источников.
Реутов на встречу не пришел. По правде говоря, означать это могло, все что угодно, но Илья делать поспешные выводы не стал. В конце концов, он Вадиму свою помощь предложил, и теперь уже Реутов должен был решить, воспользоваться ею, или нет. Могло, разумеется, случиться и так, что сегодня он просто не смог придти. Дело, как говорится, житейское. Тем более в реутовских обстоятельствах. На такой случай, Илья, собственно, и назначил не один, а два вечера.
'А надо было, наверное, три… Но время, время где, мать их всех, взять?!' – И Караваев хотел, было, уже уйти из пивной, но в десятичасовых новостях центрального телевидения, которые он смотрел на экране вычислителя, потому что в зале было довольно шумно, и он не слышал голос диктора, едва доносившийся сквозь слитный шум с большого телевизионного экрана, установленного над стойкой бара, появилось сообщение о перестрелке в одном из столичных ресторанов. Оно бы и ничего. Перестрелка, и перестрелка. Такое могло случиться в любом крупном городе, но журналист, комментировавший сообщение, упомянул, что по непроверенным данным офицером, оказавшим вооруженный отпор бандитам, был никто иной, как генерал от кавалерии Спиридон Макарович Шуг. Остальное Илья мог сообразить и сам. В случайности подобного рода, он, разумеется, не верил и, зная то, чего не знали ни журналист, ни его аудитория, моментально представил себе, что там произошло на самом деле. Во всяком случае, он понял главное. Скорее всего, девочка эта шикарная, за которой ухаживал Реутов, потащила его за помощью к своему всесильному папеньке, а там их, соответственно, и ждали. Однако если бы Реутова в той перестрелке положили или захватили, об этом не преминули бы сообщить, раз уж назвали имя генерала. Вадим ведь, наверняка, был там не один, а с генеральской дочкой. К тому же он по-прежнему числился в пропавших без вести. Следовательно, Вадик снова ушел, и это Караваева как раз нисколько не удивило. Если Реутов был сейчас хотя бы вполовину так хорош, как тридцать лет назад – а, судя по тому, как он 'соскочил' с баржи, так оно и обстояло – взять его было совсем не просто.
Впрочем, Илья понял и кое-что еще. Положение Реутова была хуже некуда, и, значит, не получив помощи от Шуга, теперь он, наверняка, придет искать ее у Караваева. Вот только успеет ли до завтра?
'А что если не успеет? Иди, его потом ищи, нелегала!'
Но пока это была всего лишь вероятность, а не свершившийся факт. И, следовательно, беспокоиться об этом было рано.
'Значит, завтра', – решил Илья и, расплатившись, вышел из пивной.
На улице накрапывал мелкий дождик, но это было даже к стати. Мало прохожих, плохая видимость, и, следовательно, никто не разглядит и не запомнит одинокого мужчину в кепке, вышедшего на пустынную улицу из ресторана в начале одиннадцатого. А от камеры уличного наблюдения Илья прикрылся рукой, как бы защищая от ветра и дождя слабый огонек зажигалки, от которой как раз в этот момент взялся прикуривать.
На душе было пасмурно. Там тоже накрапывал мелкий унылый дождь. Но дело было, разумеется, не в Реутове и связанных с ним проблемах. Просто сейчас Илье очень хотелось повидаться с Зоей и, возможно, даже провести с ней ночь, но делать это не стоило по многим причинам, и он это хорошо понимал. Однако, как ни странно, еще больше ему хотелось увидеть Веронику, по которой – вот уж никогда такого от себя не ожидал – он успел соскучиться. Повидаться… погладить по головке, поговорить с ней о чем-нибудь, почитать книжку, поиграть, в конце концов. И от невозможности это сделать, Илья расстроился даже больше, чем оттого, что будет и в эту ночь спать один.
Как и договаривались, Лили подобрали на Завальной-Кольцевой. Однако, едва увидев женщину, ожидавшую их на улице, у закрытого на ночь книжного магазина, Реутов почувствовал, как у него физически сжимается сердце. Тут, что называется, к доктору не ходи, сразу было видно, что у 'мадам Казареевой' случились не малые неприятности, причем такого сорта, что скрыть это от окружающих она не могла или не умела, что, в принципе, одно и то же. Лилиан выглядела так, что первым делом в голове у Вадима мелькнула известная фраза про то, что краше в гроб кладут, а уже потом он задумался о причинах такого ее
