Ужас…
Придется что-то придумать.
И она пошла домой искать помощи у двух верных друзей – письменного стола и компьютера.
Потом сообразила: значит, Ушастый все же передал ее сообщение. До редакции оно дошло. А еще до кого, учитывая ее вчерашние приключения?!
Нет, все же надо попытаться парня разыскать. Но это уже завтра.
И она с самой блаженной улыбкой принялась думать о том, что предстоит вечером.
Вечером у Алены были занятия в танцевальной студии «Атанго». Расшифровывалось это название предельно просто: аргентинское танго. Придумала это словечко Елена, та самая высокомерная зануда, которая в этой студии преподавала, и оно мигом вошло в обиход танцевального городского мира. В самом деле – удобно. То, что преподают в студиях спортивного бального танца, – танго. Ну а то, что танцуют изысканные тангерос аргентинос, – атанго.
Сегодня Елена была вовсе не высокомерной, а просто захлопотанной: партнеров не хватало, и она то и дело проводила ротацию, то есть меняла состав пар. То есть хоть через танго-другое, но потанцевать удалось всем. Конечно, полезно смотреть на танцующие пары и подмечать ошибки, конечно, полезно стоять у станка и, глядя в зеркало, наматывать километры очос, тщательно следя и за скруткой корпуса, и за правильным положением стопы, и чтобы не косолапить, и отталкиваться правильно, и ногу выносить от бедра, однако не только же за техникой ходила Алена в студию. Черт, ну почему, почему, почему никто из ее любовников не занимается аргентинским танго?!
Впрочем, охи-вздохи на эту тему давно стали привычными, поэтому Алена довольствовалась тем, что имеет: в результате неустанной Елениной ротации ей удалось потанцевать с лучшим из партнеров «Атанго» – Юрой, с молодым и подающим ба-альшие надежды Володей, а также с Андреем, весельчаком и трепачом… впрочем, сакады он тоже иногда делал очень неплохо. Сложные круговые ганчо нынче удались как никогда и с тем, и с другим, и с третьим, и Алена на радостях решила после занятий прогуляться. Любимый маршрут пролегал с Ковалихи, где находилась студия, вверх по Нестерова до Верхне-Волжской набережной, а потом мимо гостиницы «Октябрьская», которая играла особую роль в Алениных приключениях.[9] И непременно постоять около памятника Петру Николаевичу Нестерову, русскому героическому летчику. Памятник имел странное свойство – чем дольше на него смотришь, тем больше убеждаешь, что он
Она знала, что это бессмысленно, а все же махнула рукой. И трамвай остановился. Нет, конечно, подействовал не Аленин призыв – просто впереди загорелся красным светофор.
Не стоит даже и пытаться подавать знаки, чтобы открыли дверь. Водитель маршрутки открыл бы, а трамвайные – они такие строгие!
И все же она снова махнула рукой, и – о чудо! – передняя дверь открылась!
Алена ринулась со всех ног и вскочила в вагон, так и сияя улыбкой.
– Ой, спасибо большущее! – помахала она неясно-оранжевому силуэту водителя. И, пройдя в середину просторного вагона, села на пустое сиденье – такое теплое, что аж вздохнула блаженно!
– Ну конечно, – раздался рядом брюзгливый голос, – как девчонка, так водитель сразу остановится. А как порядочная женщина, так топай до остановки, волоки тяжеленную сумку.
Алена растерянно посмотрела на свою соседку. Она была такая… большая. Примерно Алениных лет – тех лет, которые обозначены в паспорте, имеется в виду. У нее было два подбородка, а вот никакой вообще сумки – ни тяжеленной, ни легонькой – не просматривалось. Впрочем, может быть, соседка спрятала ее под сиденье?
– Извините, – робко сказала Алена, – а почему вы думаете, что я непорядочная женщина?
Она благоразумно не стала выяснять, почему тетенька решила, что она – девчонка. Приятное такое заблуждение, пусть подольше в нем и пребывает. Довольно того, что окружающие немедля принялись мерить Алену оценивающими взорами и решать, под какую категорию она больше подходит, девчонки или порядочной женщины. Честно, Алена не знала, что она сама предпочла бы.
– Почему? – мстительным тоном переспросила соседка. – Потому что мужик сразу клюнул!
– Вообще-то, – астматически дыша от смеха, сказала подошедшая в эту минуту кондукторша, – водитель у нас – женщина. – И отдала Алене два рубля сдачи с ее десятки.
Окружающие после этой реплики впали в мгновенный ступор, а потом хором расхохотались.
Однако тетенька-соседка была, видать, из тех, которые никогда не сдаются, совсем как гордый «Варяг».
– Женщина-водитель? – пренебрежительно повторила она. – Ну, значит, она ее, – неподражаемое движение двух подбородков в сторону Алены (тем, у кого он только один, проделать такое невозможно в принципе!) – приняла за мужика!
Конечно, это был полный бред, однако бред сей Алену обидел. Она поднялась и пересела на другое сиденье, стиснула озябшие коленки, положила на них руки в перчатках, чтобы согрелись скорей.
– Не волнуйтесь, – проговорил незнакомый мужской голос. – Никто и никогда не примет вас за мужчину, даже в темноте и с закрытыми глазами. Кстати, и на девчонку вы тоже не похожи. Вы похожи на очаровательную женщину, из-за которой встанет любое существо мужского пола, и не только трамвай!
Алена изумленно воззрилась на своего соседа. Вот это комплимент… вот это и называется – изысканный комплимент!
– Спасибо…
– Спасибом не отделаетесь, – усмехнулся он. – В знак благодарности вам придется сказать, по какой улице мы сейчас проезжаем.
– О, это Белинка. В смысле, улица имени Белинского.
– Неистового Виссариона, я полагаю? – уточнил сосед, блеснув насмешливыми карими глазами. – Или однофамильца, какой-нибудь тутошней знаменитости?
– Его, – кивнула Алена. – Виссариона Григорьевича. А вы, значит, не тутошний?
– Приезжий, – подтвердил сосед, приглаживая волосы, словно снял перед ней шляпу, которой на нем не было. Видимо, имел такую же привычку, как и Алена: пока можно и нельзя, ходить простоволосым. Впрочем, волосы у него были пышные, а Алена по себе знала, что такие волосы защищают от холода самым отличным образом. У всех уже голова мерзнет, а у пышноволосых – нет.
На вид ему было несколько за сорок. Типа, Алениных лет.
– И за что же Виссарион Григорьевич удостоился чести быть увековеченным? Он же вроде не отсюда родом, как Алексей Максимович? На какой-нибудь революционной волне, что ли, вознесся? А раньше улица эта как именовалась, не знаете?
– Белинский точно не отсюда, – сказала Алена. – Он вроде бы в Свеаборге родился, а впрочем, я не стану в этом клясться. Но улицу его именем назвали – не знаю, почему! – аж в 1911 году.
– Может, он в этом году умер? – с невинным видом предположил незнакомец.
– Да нет, он в этом году родился! – засмеялась Алена. – В смысле, сто лет назад до этого года, в 1811-м. Надо же, скоро двухсотлетие, как Белинка существует!
– А раньше эта самая Белинка как называлась?
– Напольная. Причем этих Напольных было несколько: Напольно-Монастырская, Напольно-Печерская, Напольно-Замковая, Напольно-Солдатская, Напольно-Лесная… Ну, так или иначе, они все стали Белинкой, только одна Напольная, Напольно-Печерская, теперь присоединена к улице Горького, это та ее часть, что от Сенной площади идет, я как раз там на трамвай садилась. Ох, боже, да я ведь свою остановку проехала! –
