«Элька у нас барышня с идеалами. Ей любовь нужна. Ну а денежки – потом». Здесь должно было стоять имя «Эля», потому что речь шла о его сестре, за которую он Эльку и выдавал.
– Как так? – с живым интересом спросил Иван, и Люба ответила, поглядев ему в глаза:
– Расскажу. Но все по порядку. Значит, он решил выдать сестру замуж за всесильного Ивана Леонтьевича Кравцова. Вы человек одинокий, – проговорила она, не сводя глаз с Ивана. – А всякий одинокий человек мечтает о любви и нежности.
– Всякий? – уточнил Иван.
– Всякий, – твердо сказала Люба. – В любом возрасте. Мужчина, женщина… всякий. Особенно если ему кажется, что влюблено в него существо молодое и необыкновенное.
Ей хотелось оглянуться, потому что взгляд Дениса пробуравил ей висок уже до середины головы, но Иван смотрел ей в глаза и как будто не отпускал от себя. И поэтому Люба продолжала рассказывать:
– Вы уверились, что Эля к вам неравнодушна, и начали за ней ухаживать. Но наткнулись на откровенное сопротивление. Вдобавок появился какой-то студентишка, в которого она так же откровенно влюбилась. У меня такое ощущение, что вы женскую натуру не слишком понимаете, да?
Иван подумал и кивнул.
– С другой стороны, – подал голос Виктор, – ну кто ее понимает, верно? Я вот тоже… теряюсь иногда…
Иван кивнул, но головы к Виктору не повернул, а продолжал таращиться на Любу, как будто она изрекала бог весть какие откровения. А может, это и были для него откровения…
– Думаю, Денис сказал вам, что Эля вовсе не влюблена в Женю, а нарочно дразнит вас. И нужно так себя повести, чтобы всем стало ясно, кто тут хозяин. И вам нужно быть порешительней. Наверное, вы привыкли доверять Денису. Поверили ему и теперь. Тогда вы совершили и храбрый, и нелепый поступок: вы залезли к Эле в окно. Однако сами над собой смеялись, оттого и хохотали, когда сорвались со стены. Думаю, вы что-то самому себе хотели доказать: вот, мол, я в окошко к девушке лезу… Вам, наверное, никогда в жизни такого совершать не приходилось?
Иван моргнул растерянно. И Люба опять не стала уточнять, что молчание – знак согласия.
– Но скандал состоялся. И была достигнута главная цель, которую ставил себе Денис, провоцировавший вас: Женька взбесился. И этим воспользовалась Элина, жена Дениса. Или Элька, как ее чаще называют. Она пришла к парню в комнату и сказала, что ему лучше уехать, потому что у Эли с Иваном роман вовсю, а ему она просто голову морочит, чтобы своего фактически жениха заводить. Женька поверил. Вообще эта пара, Денис и его жена, обладают большим даром убеждения.
– Слушайте, по вашим словам, выходит, будто это просто Яго какой-то, ну а Элька… – начал было Иван, но Люба перебила:
– Он-то Яго, но Элька – отнюдь не Эмилия, потому что та мужу своему противилась, за что и была им убита, а Элька Денису вернейшая и преданнейшая помощница. Итак, она убедила Женьку, что он тут третий лишний. И ушла, но в коридоре встретила Элю. Которая направлялась к своему любимому объясняться, готовая ради того, чтобы его успокоить, на все. Элька бросила пошлую фразочку, мол, Женя уже ни на что не годен и спит, просто ляпнула скабрезность. Утром Женя уехал, ненавидя ту, которую любил, полный решимости с ней порвать. И все же у него оставались сомнения… Я помню, с каким выражением показывал он мне фотографию, где изображены он, Эля и Денис с Элькой. Теперь, в Америке, он озлобился еще сильней, теперь он убежден, что между Элей и Иваном Леонтьевичем роман. Думаю, ему кто-то что-то написал, а впрочем, этого я наверняка не знаю, могу лишь предполагать.
– Да вы вообще ничего толком не знаете, можете лишь предполагать, – срывающимся голосом бросил Денис, и Люба наконец-то к нему повернулась:
– Отчего же? Я совершенно точно знаю, что однажды вы с Элькой появились у меня дома, причем мне было сказано, что Элька – ваша сестра, которая беременна от Женьки.
– Так ты знал?! – тихо ахнула Эля. – А она мне говорила, что ты…. что она…
– Что за чепуха? – холодно перебил ее Иван.
– Никакой чепухи нет, – так же холодно ответила Люба. – Думаю, эту мысль им подсказала попытка Эли отделаться от Ивана Леонтьевича, распустив слух, что она от Женьки беременна. Разумеется, в это никто не поверил, потому что все ее слишком хорошо знали. Однако Денис с женой соображают быстро, иногда даже чересчур. Спустя несколько дней Денис и Элька приехали в Нижний, якобы обследование проходить, и Элька поселилась у меня.
– Но я не пойму… – с откровенной растерянностью проговорил Иван. – Если она его жена… как же?! – Он тоже начал от изумления запинаться, как Эля. – Да нет, не может быть!
– Я понимаю, – кивнула Люба. – Тем более что она беременна, конечно, от собственного мужа. Однако Эле было сказано, что от Женьки. Якобы в ту ночь, когда к Эле в окно лазил Иван Леонтьевич, Элька пошла утешать Женьку, а он на нее набросился. Что-то в этом роде вам было сказано, да?
Эля кивнула:
– И еще она уверяла, ну, потом, когда почувствовала, что беременна, что Денису ни о чем пока не скажет, что не любит его больше, а хочет с Женькой быть и попытается Любовь Ивановну убедить, что ребенок его и что она собирается Женьку из Америки ждать. И уехала к вам в Нижний.
– Да ну, как можно в такое верить?! – хмыкнул Денис. – Это была просто шутка, розыгрыш, только такая дура, как ты, могла повестись!
– Однако Эля поверила, – перебила его Люба. – Поверила настолько, что сорвалась и приехала в Нижний. Пришла ко мне домой – и очень удачно – в кавычках, – конечно, застала в моей квартире Эльку. От волнения Эля даже в обморок в подъезде упала. А Элька объявила ей, что все дело сделано, что я вполне убеждена, что она моя как бы сноха, что Женька только о ней и мечтает, ну, видимо, что уже на днях они разойдутся с Денисом. Насколько я понимаю, целью было заставить Элю потерять от горя голову и броситься в объятия Ивана Леонтьевича. Однако, хоть голову она потеряла, ни в чьи объятия не бросилась и бросаться не собиралась. Она просто решила покончить с собой.
– То есть как? – растерянно спросил Иван.
– Ну, это грех, – глухо произнесла Эля, прижимаясь лицом к голове Черныша. – Если утопиться или повеситься… Я долго думала, как бы так устроить, чтобы как будто нечаянно. А потом решила после бани выйти и на холоде постоять. Чтобы простудиться насмерть. И я уже стояла в воскресенье, когда баню топили. Я долго стояла, да меня тетя в дом загнала. И я не простыла ничуть. Тогда я подумала, что придется ждать настоящих морозов, чтобы лечь в сугроб.
– Вот дура, – громко сказал Денис.
– Молчи, – тихо приказал Виктор. – Молчи, а то…
– За что ж ты меня так ненавидела? – спросил Иван, повернувшись к Эле.
Она подняла голову и улыбнулась, хотя серые глаза были полны слез:
– Да я не ненавидела вас. Просто я Женьку очень люблю, мне никто на свете не нужен, кроме него… у меня мама была такая же, я знаю: как увидела папу моего, так и влюбилась, и это на всю жизнь. Они когда в аварию попали, папу сразу убило, а мама еще жила. И мне потом доктор рассказывал, ну знаете, наш хирург, Василий Ильич, он тогда пытался ее спасти и говорит, что спас бы, наверняка спас бы, да, на беду, тетя, мамина сестра, пришла ее навестить и сказала, что папа погиб. От нее это скрывали. Ну и все, она как узнала об этом, сразу потеряла сознание и умерла вечером. Это от любви, от любви же тоже умереть можно… Я понимаю это. Может быть, мне даже не пришлось бы в сугроб ложиться, я бы и так…
Люба повернула голову и посмотрела на Виктора. Он слушал с ошарашенным видом. И Люба поняла, что он снова думает о том же, о чем она: а справится ли Женька с такой любовью? Понимает ли он, кто такая Эля? Что, если для него и впрямь все потеряло значение – все, что было с ней связано?
– Вообще хватит этой ерунды! – вдруг вскричал Денис яростно. – Это все бредни какие-то. Эля обвиняет мою мать, которая ей жизнь, можно сказать, посвятила, которая ее кормила, растила. Вы, Любовь Ивановна… – его голос на мгновение дал петуха, – эти ваши измышления слушать тошно. Ну мы прямо такие лгуны, и выдумщики, и аферисты! Ну вот скажите… ну скажите, вы помните, что, когда мы с Элькой у вас впервые появились, мы просто умоляли вас позвонить Женьке и рассказать ему…
– Ха-ха, – громко, отчетливо сказал Виктор, а потом так и закатился смехом.
Элька печально посмотрела на брата, а Иван только вздохнул:
– Эх, Денис, прокололся ты! Сам себя выдал, Яго ты наш Яго! Вот уж прав был Лесков: «Иной раз в
