Безумно влюбленный мистер X — самый преданный поклонник. А потом самый завороженный жених. Он покрывает поцелуями розовое румяное личико Малышки, обнимает ее так крепко, что она восклицает: «О!» А вся свадебная процессия, в особенности ее папа, довольно смеется. Мистер X — достойный, интересный пожилой джентльмен. Он соль земли. Он ведет Малышку на середину паркетного зала под звуки вальса «Я так тебя люблю». А как элегантно он танцует, как красиво он поддерживает свою невесту, кроваво-красная гвоздика в петлице, в глазах кусочки сухого льда, широко обнажены белоснежные зубные протезы, как грациозны реверанс и поклон этой пары. Малышка в захватывающе красивом старинного покроя подвенечном платье, которое носили еще ее мама, бабушка и прабабушка, как и фамильное обручальное кольцо, в светло-коричневые кудри вплетены цветы ландышей. Малышка смеется, показывая розовую внутренность своего рта. Она взвизгивает: «О!» — когда муж прижимает ее к груди и крепко целует в губы. Его большие сильные пальцы гладят ее плечи, грудь, бедра. Поднимаются бокалы шампанского, звучат тосты, веселые пьяные речи не умолкают далеко за полночь. Сам епископ произносит благословение. Сидя на коленях мистера X, Малышка ест из рук жениха клубнику и свадебный торт, сама тоже кормит его клубникой и тортом. Они облизывают пальцы друг друга вперемежку с поцелуями и смехом. Жуя торт. Малышка неприятно ощущает что-то твердое, острое, колючее, похожее на хрящ, или кусочки костей, или крошечные кусочки проволоки. Но она слишком хорошо воспитана и смущена, чтобы выплюнуть посторонние предметы, если это вообще что-то постороннее. На всякий случай она постепенно отодвигает их языком за щеку. А мистер X бокалом шампанского смывает кусок пирога себе в желудок, и все проглатывает, даже не моргнув глазом. Он шепчет в розовое ушко Малышки, что это самый счастливый день в его жизни.
Это был эксперимент бихевиоризмальной[10] психологии, феномена привыкания, доклад о котором предполагалось опубликовать в «Научной Америке», с тем чтобы произвести немало шума. Но, разумеется, его не предупредили, бедное маленькое ничтожество, согласия своего он не давал. Полуголодный, сидя в плетеной клетке и нервно грызя свои собственные задние лапки, он быстро научился реагировать на малейший жест своих мучителей. Записываемое на монитор его сердцебиение панически ускорялось, глазные яблоки бешено вращались. Метафизическое недомогание поразило его душу, как сернистый ангидрид всего через несколько часов. Но его мучители не останавливались, потому что оставалось еще много граф и разделов, которые надо было заполнить. В эксперименте участвовало много молодых ассистентов. Чтобы вызвать страх у безответного зверька этой породы, они пугали его с возрастающей жестокостью, пока над его головкой не стал подниматься естественный пар. Они подносили к его шерсти раскаленные иголки, кололи этими иголками его в анус, опускали его клетку над огнем, смеялись до слез над его уловками, тряся и крутя клетку, вращая ее со скоростью девяносто миль в час. Их изумляло, что он реагировал не только на жесты, но даже на слова, будто понимал. А потом, что интереснее всего, — это будет трудным вопросом в противоречивой статье в «Научной Америке» — спустя сорок восемь часов он начал реагировать Даже на мысли о том, что пытка будет возобновлена! (При условии, что экспериментаторы нарочно думали об этом в пределах лаборатории, а не снаружи). Замечательное научное открытие. К сожалению, после его смерти никогда больше не повторенное, а следовательно, совершенно бесполезное для науки и не более чем шутка в кругах экспериментальной психологии.
Как мистер X обожал свою Малышку! Любовно мыл ее в душистой мыльной пене, вытирал и расчесывал ее длинные волнисто-кудрявые светло-коричневые волосы, спадающие до колен, ворковал, проникал в нее языком. После бурной ночи супружеской любви приносил ей в постель завтрак, настаивал на том, чтобы самому брить своей опасной бритвой персиковый пушок, покрывавший ее дивное тело, а также жесткие «неприглядные» волосы под мышками, на ногах и в промежности. Недели, месяцы. Пока однажды ночью пенис не подвел его. Он обнаружил, что откровенно устал от ее голубых глаз. От ее розовых губ бантиком. Он понял, что ее гнусавый плоский голос ранил его чувствительные нервы, ее привычки стали ему противны. Несколько раз он замечал, как она чесала свою толстую задницу, когда думала, что никто ее не видит. Она не была достаточно утонченной, чтобы не ковырять в носу. Часто после нее в ванной воняло, на фамильном белоснежном постельном белье появились пятна крови от менструации, в стоках собирались ее курчавые волосы, ее дыхание по утрам затхло пахло, как его старые ботинки. Она глядела на него большими, грустными, вопрошающими коровьими глазами. «О, что случилось, дорогой? О! Разве ты меня больше не любишь? Что я сделала!» Однажды, когда она опустила свою тушу ему на колени, обвила за шею пухлыми руками, дыхнула в лицо мясным дыханием, он неожиданно и жестоко раздвинул колени. Малышка неуклюже шлепнулась на пол. Когда она изумленно и обиженно уставилась на него, он ударил ее обратной стороной кисти, окровавив нос. «О, ты смеешь, шлюха, ты смеешь! — хрюкнул он. — Смеешь! Да!»
Плодить и плодить. Размножаться. Безумство размножения. В расцвете половой зрелости он наплодил дюжины, сотни, тысячи потомков. Теперь они носятся и пищат повсюду, маленькие твари, везде под ногами, отталкивают его, когда он ест, нападают на него стайками. До чего быстро растут дети! Поразительно, как быстро растут дети, в один день на дюйм, на следующий уже два дюйма, потом четыре, а какие у них крошечные идеальные пальчики, когти, ушки, усики, грациозные хвостики, резцы, зверский аппетит.
И вдруг его охватил ужас от всего этого: «Я не могу умереть, я расплодился до бесконечности».
Это не его вина! Его враги до сих пор разбрасывают шарики пушисто-вязкой отравы, чтобы избавить округу от него и его отпрысков. Но в том не его вина! Им и его сестрами овладела лихорадка. Ежедневно, ежечасно, ни минуты на размышление. Всего два дюйма длиной, некий кусочек плоти, ниточка, горячий и твердый от крови, быстрый, как пистон, неустанный, выскакивающий из мягкого мешочка между задними лапами. Да он и не мог сопротивляться! Это еще важнее, чем грызть, и вдобавок гораздо приятнее. Он сам всего лишь дополнение! А поэтому невиновен! Но его врагам, замышляющим против него, все равно. Они жестоки и хладнокровны, повсюду разбрасывая шарики. Ему бы лучше знать (не так ли?), но он не способен сопротивляться, пробиваясь в море пищащего извивающегося молодняка, волнующееся море, темные волны, волна за волной, жуют с иступленной жадностью, кажется, что это единый питающийся организм. Однако эта дьявольская отрава убивает не сразу на месте. Она вызывает дикую жажду, поэтому сразу он и тысячи его сыновей и дочерей бегут из дома, в панике ища воду, чтобы утолить эту безумную жажду. Их тянет к докам, к реке. Там толпы людей видят, как они появляются темной волной — блестящие глаза, усы, розовые, почти голые хвосты. Они никого и ничего не замечают в своем стремлении к воде. Многие из них тонут в реке, другие пьют, пьют и пьют, пока, как задумано, их бедные тела не раздуваются и не лопаются. А городские ассенизаторы в противогазах страшно ругаются, сгребая лопатами небольшие горки их трупиков в кузова грузовиков Дампстера. Потом водой из шлангов они моют тротуары, улицы и доки. На фабрике удобрений он и его потомство будут раздавлены, перемолоты, перетерты в порошок и проданы для коммерческого и частного использования. Конечно, без упоминания об отраве.
Становясь все более странно-равнодушным к переживаниям своей жены, мистер X в первый год их супружества начал водить домой «деловых партнеров» (так он их называл) поглазеть на Малышку, подсматривать за ней в ванной, шептать непристойности на ушко, прикасаться, гладить, ласкать, в то время как мистер X, куря сигарету, наблюдал! Сперва Малышка была слишком удивлена, чтобы понять, потом она залилась слезами негодования и обиды, потом умоляла грубиянов о пощаде, потом в ярости побросала шелковые тряпки и прочее в чемодан, потом очутилась лежащей в луже на полу ванной. Дни и ночи проходили в беспамятстве. Ее хранитель кормил ее скудно и нерегулярно. Были обещания солнечного света, зелени, рождественских подарков. Обещания давались и не выполнялись. Потом однажды на пороге появилась фигура в маске и в позвякивающих военных регалиях. Он стоял подбоченясь, в перчатках, в поясе с медными заклепками, с кобурой и пистолетом на боку, в блестящих черных кожаных сапогах, носки которых Малышка жадно целовала. Ползая перед ним, она обвивала его лодыжки своими длинными кудрявыми волосами, она умоляла: «Пощади! Не обижай меня! Я твоя! В печали и радости, как поклялась Богу!». Малышка полагала, что человек в маске был мистером X (ибо разве это не разумное предположение при таких обстоятельствах?). Она послушно побрела за ним в спальню к старинной с медными столбами
