Чешский композитор Антонин Дворжак отличался необычайной добросовестностью и щепетильностью. Работая над либретто своей оперы 'Армида', он тщательно проверял текст, чтобы избежать какой-либо несуразности. Дойдя до эпизода, в котором шествует рыцарь на коне, замечтавшийся Дворжак остановился и спросил приятеля:
— Скажи, а существовали ли в то время лошади?
Однажды между Дворжаком, Бендлем и Фибихом зашла речь о том, как трудно чешскому композитору стать известным за границей. Фибих изрек что-то приблизительно в таком роде:
— Дворжаку хорошо: что бы он ни написал, все его вещи исполняют.
Дворжак ответил:
— Напишите так, чтобы понравилось мне, и вы увидите — это будет исполняться.
Ответом был взрыв смеха, к которому присоединился вполне искренне и сам Фибих.
Польского пианиста-виртуоза Карла Таузига попросили высказать свое мнение об игре одного начинающего пианиста.
Таузиг тяжело вздохнул и сказал:
— Я всегда утверждал, что слоны очень опасные животные.
— Но, маэстро, — отозвался изумленный пианист, — что общего имеют слоны с музыкой?
— Слоны имеют бивни, из кости которых делаются клавиши, — объяснил Таузиг.
Французский композитор Жюль Массне, автор известных опер 'Бартер' и 'Манон', был однажды приглашен парижской комической оперой продирижировать премьерой своего произведения. Массне обычно неохотно выступал как дирижер, признаваясь, что всегда сильно волнуется. Однако выхода не было. Массне подошел к дирижерскому пульту, сопровождаемый бурными аплодисментами, поклонился публике, потом оркестру, постучал палочкой по пульту и в наступившей тишине вполголоса сказал оркестрантам:
— А теперь, дорогие коллеги, будьте так добры, сопровождайте меня!
Ж. Массне.
Шарж А. Баррера
Один назойливый человек сказал Массне:
— Странно! Вы так хорошо отзываетесь о композиторе Рейе, а он вас очень ругает!
— Бросьте, — ответил Массне, — ни один из нас не говорит то, что думает!
Однажды к Массне обратился начинающий молодой композитор с просьбой прослушать его произведения.
— Мольер, как правило, свои новые пьесы читал одной старушке, всегда внимательно прислушивался к ее замечаниям и имел блестящий успех, — развязно проговорил молодой человек. — И если вы, маэстро, оцените мою музыку, она будет принята всеми беспрекословно.
— Пока вы не станете Мольером, я не буду вашей старушкой, — ответил Массне.
— Нет ничего проще, — говорил Массне, закручивая ус, — чем давать уроки игры на фортепьяно. Достаточно знать три предложения: 'Здравствуйте, мадмуазель… Немного медленнее, прошу вас… Засвидетельствуйте мое почтение вашей бабушке…'
По воспоминаниям Олены Пчилки (матери Леси Украинки), Николай Витальевич Лысенко с детства обладал очень тонким музыкальным слухом и не выносил плохой игры и фальши. Однажды мать взяла с собой малыша на какой-то очень парадный военный смотр. Стояли они на видном месте, в окружении весьма почтенных и надменных дам. Вот с барабанным боем проходят ряды блестящего войска перед глазами самого главного начальства. Минута была чрезвычайно торжественная, все замерли! Но барабанная дробь оказалась слишком старательной и нестерпимой для чуткого слуха маленького музыканта. Мальчик заткнул уши руками, громко закричал: 'Ой, как плохо! Ой, как плохо!' — и бросился бежать. 'Это был ужасный скандал!' — вспоминала через много-много лет мать композитора.
Эдварду Григу однажды представили юношу, который намеревался стать композитором. Познакомившись с первыми его пробами пера, Григ схватился за голову и закричал:
— Да ведь это же совершенно бездарно!
Оскорбленный до глубины души юноша молча удалился, захватив с собой свои ноты. Но через несколько лет он снова навестил Грига и с сияющим лицом сообщил, что отказался от композиторской карьеры и перешел на дипломатическое поприще, где ему прочат блестящее будущее.
Обрадованный Григ принял его очень радушно.
Итальянская певица Аделина Патти, прежде чем достигла известности на артистическом поприще, претерпевала немалые финансовые трудности и должна была даже брать в долг у мясника.
На первом ее выступлении присутствовал и этот мясник. Видя энтузиазм, с которым публика приняла певицу, цветы, которые ей дарили, и желая со своей стороны внести свой вклад в чествование артистки, мясник крикнул:
— Патти, Патти, за мясо мы квиты!
Один банкир представил Патти свою четырнадцатилетнюю дочь и заверил, что в девочке дремлет настоящий талант.
— Тихо, ради бога, не разбудите его! — попросила Патти.
Карикатура на увольнение Н. Римского-Корсакова в 1905 г. из Петербургской консерватории ('Мы, пять пробок, решили исключить Вас…').
Николай Андреевич Римский-Корсаков на одном из своих уроков объяснял ученикам, что последняя часть симфонии или сонаты должна быть обязательно написана в быстром темпе.
— А почему же у Чайковского четвертая часть Шестой симфонии написана в медленном темпе? — спросил М. Ф. Гнесин.
Профессор помолчал, потом торжественно произнес:
— Исключения возможны, если они гениальны.
Римскому-Корсакову сказали, что один из его учеников слишком откровенно ему подражает. Николай Андреевич на это ответил:
— Если говорят о музыке, что она на что-то похожа, это еще не страшно. Вот если музыка ни на что не похожа, тогда дела плохи!
Пабло Сарасате, узнав, что один критик назвал его гением, покачал головой и сказал:
— В течение тридцати семи лет я упражнялся в игре на скрипке не менее двенадцати часов в день. А теперь этот человек называет меня гением!
Г. Форе
Шарж Лоске
Одна очень элегантная дама со светской небрежностью сказала, обращаясь к известному французскому композитору Габриелю Форе:
— Ах! Дорогой маэстро, я больше не могу переносить Вагнера.
