Россия стоит перед самым серьезным цивилизационным вызовом за последние триста лет. И если не найдет на него адекватного ответа, последствия будут печальны.
Началось же все сравнительно просто.
В году приблизительно 2004-м как раз в районе нынешнего дачного поселка в Троицком.
– Эпоха упадка, как известно, сменилась в Риме эпохой «солдатских императоров», – рассуждал за ломберным столом на даче тогдашнего владельца концерна «Росинтель» Голованова его близкий друг, начальник внешнеполитического департамента Генштаба генерал-лейтенант Агеев. – И не менее известно, что военные перевороты, совершаемые даже с самыми благими целями, никаких проблем никогда не решают. Особенно – в долгосрочной перспективе.
– Отчего же, – возразил командир столичной гвардейской дивизии Короткевич, – иногда очень даже решают. Например, переворот, учиненный государыней императрицей Екатериной, нареченной далее Великой… Да и в прошлом веке в Южной Америке кое-какие генералы, захватив власть вполне незаконно, правили недурственно… Гуманно, можно сказать.
– Нет, Анатолий прав, – вступил в разговор штатский Голованов, чья фамилия вполне соответствовала профилю выпускаемой им продукции – высокоинтеллектуальным вычислительным комплексам для нужд вооруженных сил. – Как-никак в третьем тысячелетии живем. Грубая сила уже не решает. Матушка Екатерина все ж таки помазанницей божьей числилась, и никто ее легитимности сомнению не подвергал, как и внучка ее, Александра Благословенного.
– А ты, Вася, – обратился он к Короткевичу, – власть если и захватишь, что в принципе легко, вынужден будешь большую часть времени сажать и стрелять, стрелять и сажать, поскольку народ демократией и многопартийностью избалован, во фрунт строиться просто так не захочет. Вообще же, – вдруг совершил он поворот на 180 градусов, – лично меня хотя бы и твоя жесткая власть вполне бы устроила. И две трети деловых российских людей. По целому ряду причин… И вообще, умного бы самодержца нам – и ничего другого не надо…
Генерал Агеев остановил свой цепкий взгляд на холеном лице промышленника.
– Ответь-ка мне, Максим, сколько лет еще наша экономика может оставаться конкурентоспособной, держаться хотя бы в первой пятерке?
– При прочих равных условиях – лет десять максимум. А потом все начнет сыпаться. Мои аналитики давно все расклады просчитали, только никому это наверху не нужно. И я начинаю соображать – не пора ли скидываться? В Германию процентов сорок капитала переведу и от разорения застрахуюсь…
– За-стра… остальное ты сам сказал, господин капиталист! – взорвался вдруг генерал. И так же быстро утих. – Мои аналитики тоже кое-что постоянно считают. А может благородная российская буржуазия совершенно приватным образом скинуться на пару миллиардов под проект, который начнет приносить отдачу лет через пять-десять, но уж тогда…
– Пара миллиардов – не такая уж сумма, знать бы, что за проект…
– Да то же самое, о чем мы говорим. Только разложенное по ячейкам, полочкам и растянутое во времени. Не одномоментный путч. А вирусная инвазия. Сейчас я одного умного паренька приглашу, он вас ознакомит.
Почти тотчас открылась дверь, и появился молодой, не доживший еще и до тридцати, капитан с тонкой кожаной папочкой в руке.
– Вот-с, мой главный футуролог и социопсихолог капитан Иванов. Сейчас он нам все и растолкует…
Идея, пришедшая в изощренный мозг армейского философа, была проста, как русский штык. И столь же эффективна, что в дальнейшем и подтвердилось.
Любому командиру известно, что хорошо подготовленный десантно-штурмовой батальон рейнджеров- профессионалов может почти без потерь разгромить дивизию, а то и корпус, наскоро укомплектованный необученными призывниками и сорокалетними мужиками из запаса третьей очереди.
То же самое и в политике.
Самое интересное, что эффект программы начал проявляться почти сразу.
Уже через три года все экономические показатели России пошли вверх, а кривая преступности, любой, но прежде всего экономической и общеуголовной, – резко вниз. И почти совсем сошла на нет рецидивная преступность.
Чем-то это напоминало положение с динамикой правонарушений в Германии после 1934 года. Как-то вдруг люди стали бояться нарушать законы, хотя никаких новых актов принято не было.
А право? – спросит кто-то. Как быть с правом?
Желающие могут снять с полки запыленный 16-й том сочинений Маркса и Энгельса, где прочитать: «Право – это возведенная в закон воля господствующего класса». И ни слова больше. Значит, вопрос только в том, что именно в данный момент считать господствующим классом.
А вот соображение из области эмоций и чистого гуманизма. В Первой мировой войне великий русский поэт Гумилев вполне мог зарубить драгунской шашкой или застрелить из винтовки великого немецкого писателя Ремарка. А то и самого Гитлера. Только случай помешал этому. И что, в первом случае он стал бы преступником, а во втором – героем человечества?
Отнюдь. Там все определялось одним – цветом военной формы и дизайном погон. Так отчего же можно стрелять в великолепного человека, совсем не добровольно надевшего не зеленую гимнастерку, а серо- голубой китель, и нельзя устранить с игрового поля заведомого преступника, на которого есть все необходимые доказательства? Отсутствует лишь формальность – приговор судьи, который и сам может быть не меньшим преступником…
… В течение двух дней серьезного инструктажа, похожего на последнюю беседу с агентурным разведчиком, отбывающим на годы и годы автономного плавания во вражеском тылу, он услышал, между прочим, и такое:
– Ты уже понял, брат Георгий, что одни наши люди занимают реальные посты во властных структурах, а другие работают как бы и нелегально. Когда дублерами, а когда советниками при тех или иных функционерах. Как советники президентов и главкомов вооруженных сил в вассальных странах.
