линии гуманизации. Европейского человечества, конечно.
Красные кхмеры нам показали, ЧТО в этом веке возможно за некоторыми пределами цивилизации. Изобразили шажок назад к Средневековью. Но – робкий. Подумаешь, угробили полтора миллиона своих соотечественников. Причем не применяя ни пулеметов, ни газовых камер. Попросту топорами и мотыгами. Но тут же и исчезли, как их и не было. И мир к этому отнесся на удивление спокойно.
Ковровые бомбардировки, да, были, и Хиросима тоже, а все-таки нормальных (в том смысле, что спокойных, ни одной стороной не воспринимаемых как отклонение от нормы) допросов в Тайном приказе, с дыбой, горящими вениками и колесованием, во второй половине XX века уже не практиковалось.
Если что и бывало, то именно как аффект исполнителя. Не зря уже в 54-м году особо ретивых сталинских соколов их же товарищи к стенке и поставили. Именно за чрезмерность в проведении линии партии.
И еще я чувствовал, что мой любезный, могущественный в своем мире хозяин меня боится.
Как раз за непостижимость. На чем я и сосредоточился.
– А вы не боитесь, Георгий Михайлович? – начал я импровизировать, поскольку других козырей у меня не было.
– Чего же я здесь, у себя, могу бояться? Тем более что мы с вами практически все выяснили…
Ох, ну какие же они наивные ребята. С ними работать – как леденец у детсадовца отнимать.
– Отец мой родной и спаситель! Скажите же мне скорее! Что же вы про меня выяснили? Полжизни бьюсь и ни хрена не понял, а тут вдруг…
После того как он меня якобы расколол, я перешел уже на настоящий русский язык, с необходимыми матерными вставками и интонациями, не доступными никакому профессору русистики.
Тем более что в строевых частях армии хозяин дома когда-нибудь обязательно служил.
– Вот стою я перед вами словно голенький. И что вы со мной собираетесь делать, господин-товарищ- барин? Ну, давайте попросту… У вас ведь правовое государство? Предъявите мне обвинение за нерадивость в школе, за плохую память… А можно я навскидку спрошу вашего охранника, кем был Аэций, сколько морских миль содержится в одном градусе широты и какая из четырехсот восьмидесяти трех рубай Хайяма подлинная, а какая апокрифическая?
А вы сами, господин… ну, пусть и генерал, ответьте, столицей чего является Уагадугу42, каков курс кетсаля к испанской песете и кто бреет цирюльника?..
После этой тирады мы еще выпили шампанского, и он, вроде бы и некурящий человек, потянулся к моему портсигару.
Покурили молча, определяя позиции, я отошел к окну, чтобы укрепить дух видом бульвара и домов, которые стояли здесь и при мне, и до моего рождения.
Снизу вверх, от Трубной площади, несло сплошным потоком злой и мелкий снег, который с наждачным шорохом бился о стекла.
Очень красиво. Почти так было, когда я ходил здесь пешком, уж не знаю, в какие времена.
– Хорошо, – сказал наконец Георгий Михайлович. – Допустим, вы правы, а я проиграл. Любой нормальный разведчик, будучи уличен в наличии фальшивых документов, незнании самых элементарных реалий жизни, поставленный перед перспективой подвергнуться соответствующему судебному или внесудебному преследованию (а на Западе все знают, что в России и такая форма правосудия существует), давно уже спросил бы, каковы предложения и условия. С моей стороны…
– И каковы же? – с откровенным любопытством спросил я.
– Вам оно нужно? – ответил хозяин, как если бы был одесским евреем старых времен. – Заодно хочу вам сказать, что Уагадугу ничьей столицей не является и являться не может, поскольку это занюханный поселок в среднем течении Нигера, я там бывал, а насчет апорий43 Зенона, в том числе и про цирюльника, можно поговорить и попозже…
Я рассмеялся и фамильярно хлопнул его по плечу.
– Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова, господин генерал. Не Марк Аврелий, конечно, но тоже неплохо сказано. Или нет?
После этого, тоже по известному психологическому закону, я выложил перед ним на стол пистолет, который на всякий случай поставил на два предохранителя, и даже нож, спрятанный у щиколотки под брюками.
– Смотрите, теперь я безоружен. Ваши парни это просмотрели. А вы?
– У меня оружия и не было. Мне – зачем?
– Конечно, когда за тобой и вокруг тебя – вооруженные и секретные службы всей России. И все же…
Человек, я имею в виду, умный человек, которому дозволено жить по собственному вкусу и вдобавок руководить спецоперациями, рано или поздно понимает, где лежит предел его компетентности.
Он сделал все, что в его силах, и я за это готов его уважать. Сумел вычислить среди миллионов въезжающих в Россию людей интересный объект, взять его на контроль, отследить круг интересов, не поленился следом за мной проверить библиотечные формуляры…
– Так скажите, Андрей… Я правильно транскрибирую ваше имя? Откуда вы и зачем вам понадобилось копаться именно там? Что вы ищете в начале прошлого века? Ну не могу я этого понять…
– Я бы сказал так: «Не ваше это дело». Но не скажу. Поскольку вижу, что мы можем быть полезны друг другу. Только сначала ответьте на мой первый вопрос – кто вы здесь и чем я вас заинтересовал? На мое искреннее сотрудничество после этого можете рассчитывать, поскольку мне и вправду особенно деваться некуда.
… Шульгин отнесся к моему рассказу и решению о сотрудничестве с неизвестной силой с полным
