совы. Ему ответил голос, подражающий крику сыча, — то был сигнал, что главная часть чешского войска миновала ложбину и стала в тылу мерзебуржцев. Тогда малый отряд Болеслава вышел из леса и, снова сев на коней, помчался по прогалине рысью, галопом, и ворвался в стан неприятеля.
Ничто не могло быть стремительнее, ничто не походило так на бурю, как напор Болеславова войска. Лагерь мерзебуржцев был сметен. Разгромлены и тылы их, и фронт, и фланги. Все разбито, все перепутано. Дымили разбросанные кострища, люди падали грудами; смятенье швыряло их из стороны в сторону. Они метались, не понимая, откуда нападают на них, где неприятель. И вот немец бил немца и искал спасения там, где была главная сила чехов.
Когда кончилась ночь и рассвело, Болеслав соединил свои полки и неприятельский лагерь отдал им на поток и разграбление.
Потом, едва воины поспали, едва подкрепились едой и отдыхом, приказал Болеслав ударить по Тюрингенскому полку. Теперь чешское войско шло уже не скрываясь и после целого дня похода стало станом под горой по названию Козаков. Тюрингенцы заметили только часть чешских сил и, взобравшись на гору, подожгли лес, давая тем знать Мерзебургскому полку, что дело клонится к битве. Лес уже горел, когда в их лагерь прибежал какой-то истерзанный человек и сказал:
— Друзья, то, что вы видели, всего лишь малая часть Болеславова войска. Его главные силы стоят за горой!
Тут он поведал им о разгроме мерзебуржцев и с плачем объявил, что из всего знаменитого полка остался только он сам да еще жалкая кучка воинов, блуждающих по лесам.
И отступила надежда от тюрингенцев; теперь они думали уже лишь о том, как вырваться из ловушки. Горящий лес заграждал им путь с одной стороны; обе долины под горой, с фронта и с тыла, забиты чешским войском; Что было делать? Да только обратиться в четвертую сторону, бежать вниз по склону горы! Но, прежде чем начать отход, они расставили лучников так, чтобы те перекрыли свободный проход для чешского войска, если оно обойдет гору. Кроме того, они выслали конных на самых резвых лошадях — ударить неприятелю в лоб и тем самым дать время отступающим. Все это было проделано, но ничто — ни гордость, ни отвага — не могло уже предотвратить гибель Тюрингенского полка. Немцы поспешно спускались по склону, но слишком много тут было камней, густых кустов, и деревьев, и крутых обрывов — люди падали, задерживая задних, и скорость отступления замедлялась. А в долине поджидал Болеслав, стеснив их со всех сторон. Немцы падали под чешскими мечами; приходил конец и этому полку. Все уже полегли, лишь один человек еще сражался, вскочив на валун, — тот, кто вел тюрингенцев в бой. Он пал последним. Копье поразило его в висок.
Вот чем окончился поход Мерзебургского и Тюрингенского полков. С этого начались вражда и четырнадцатилетняя война, погубившая бесчисленное множество жизней как со стороны короля, так и со стороны чешского князя.
Когда близилось к концу четырнадцатое лето, король Оттон двинулся на Чехию с огромным войском, желая во что бы то ни стало разрешить этот спор и положить конец войне. К тому времени сильно возросло его могущество, ибо, подавив мятежи своих вассалов-герцогов, он сделался истинным хозяином империи, которой его предшественники владели только на словах.
И вот собрал король Оттон военные силы со всех концов империи, и пошел войной на Чехию; похоже было, что он не уйдет оттуда, пока не сломит могущества Болеслава. Похоже было, что им владел несказанный гнев.
Быстро распространилась весть о силе королевского войска. Тогда монахи и священники, купцы, и простой люд, и мелкие князья потянулись в город, названный по имени Болеслава, — в Болеславу. Люди спешили также в Пражские города и в города помельче в чаянии найти своего государя, найти князя, который защитил бы их. Они верили ему. Хвалили прочность укреплений, хвалили воинский порядок в уповании на то, что как было все эти четырнадцать лет, так будет и впредь. Полагали, что укрепленные города обеспечат им безопасность и переживут они немецкую войну без урона.
Но, когда все эти толпы стеклись в города и хотели обратиться к князю, вышли к ним городские стражи и объявили:
— Князь ушел с войском и находится в лесах. Князь избегает укрепленных мест и переходит из края в край. А ходит он не по дорогам, но по глухим местам, и кони его идут бродом по болотам.
Тут человек, возвестивший об этом, обратился к священникам и купцам, чтобы указать, что им следует делать; а потом сказал князьям:
— Вам же, князья, обязанные службой ему, повелел Болеслав пойти в то место, где равнина переходит в горную цепь. Там должны вы ждать на берегах реки, что зовется Хрудимкой, там надлежит вам пасти своих лошадей. Болеслав придет к вам в день, назначенный им, чтобы дать вам боевую задачу. До тех пор держитесь небольшими отрядами так, чтобы один знал о другом, но при этом не соприкасался с соседом.
Услыхав это, князья огорчились. Их охватило опасение, что Болеслав отошел от доброго дела; они боялись, что без крепких стен окажутся, словно безоружный против оружного. Но такова была сила имени Болеслава, и такой страх наводило оно, что князья подчинились.
Когда явились они в указанное место, пришел к ним Болеслав и сказал:
— Не страшитесь, не жалейте о покинутых укреплениях, ибо эти непролазные чащи, эти горы и эта просторная земля суть град прекрепкий.
И на челе его появилась морщина — но морщина смеха, перечеркнувшая морщину гнева. Это было доброе знамение, и юноша, которого Болеслав узнал когда-то среди немецких послов, видел, как веселая ярость и надежда сияют над шлемом князя и удача скачет впереди его коня.
Тогда поклонились Болеславу князья помельче и ответили улыбкой на улыбку государя. А юноша, ходивший у стремени князя, прижал к лицу кулаки, и порыв несказанной любви запрокинул его голову.
Так все князья и все воины ждали вместе с Болеславом, скрываясь в лесах. В городах же остались лишь мелкие сторожевые отряды. И когда король Отгон, со своими неисчислимыми войсками нагрянул на землю Чехии, разделил Болеслав своих людей и на всем пути короля жег и разрушал все, что необходимо войску; уничтожал запасы корма для лошадей и отгонял скот из селений, так что немцы нигде не находили никакой еды. Болеслав скрывался, но нападал на врага с самых неожиданных сторон — то сзади, то сбоку, а то и спереди. Он не давал спать усталым воинам, поднимал по ночам такой гвалт, словно готовилась битва. И немцы спали в седлах; и мечи падали у них из рук от утомления. Безмерны были их страдания, а голод мучил их так, что желали они только одного: сражения. Раздавить это невидимое войско! Но Болеслав всякий раз ускользал, не принимая боя.
Когда усталость уже превысила силы солдат, выслал король к Болеславу посольство с предложением мира.
Человек, который записывал славные деяния Оттона, хваливший и превозносивший короля, отметил, что во время похода на Чехию тот опасался, как бы его солдаты, победив, не занялись грабежом; рассеявшись, войско могло погибнуть. Опасения короля не были беспочвенны: люди его изголодались, измучились и пылали жаждой мести.
Так, без больших битв, окончилась немецкая война, и был заключен мир. Был ли он выгодным? Или позорным? Предания расходятся в этом вопросе, и нет никаких тому точных свидетельств — кроме того, что Болеслав обязался служить королю военной силой и участвовать в жизни его двора.
Король Оттон вернулся в западные страны; земли Болеслава освободились от неприятеля и, объединенные, покорились воле князя.
Юноша, сопровождавший княжеского посланца в страну стодоран, тот самый, которого князь узнал среди немецких послов и который потом всюду следовал за ним, этот миловидный и славный слуга был родом из Нитранского края. Когда-то ворвались враги в дом его отца, разграбили наследственное имущество и перебили всех мужчин его рода; мальчик же вместе с матерью и другими женщинами бежал в лес. Пробирались они дорогами и бездорожьем, лишения обессиливали их, терзал мучительный голод — и под конец все женщины погибли. Остался мальчик один, без родных, и — по случайности ли, или по милости рук, что сплетают случайности в замысел, наполовину по собственной воле, наполовину подгоняемый страхом, или горем, или надеждами, — двинулся он на запад. Встречались ему люди приветливые и такие, что нехотя давали ему поесть, нехотя отсыпали сена его лошадке. Так жил мальчик из милости людской, бродил по
