другой, почти незнакомый мужчина, не Эрик. Он выслушал ее, полупьяную, и доставил ей несколько минут удовольствия, ничего не имея против присутствия Эрика. И ей хотелось отблагодарить его самым естественным женским способом, и она трудилась, пока красные цифры часов на прикроватном столике отмеряли тот незначительный отрезок времени, что был отпущен им этим занятным малым, который пренебрег ею и кому был посвящен ее полупьяный спич, но кто тем не менее занимался с ней любовью, восхищаясь ее телом и пластикой, и не позволял себе скептических замечаний относительно результатов взаимодействия с ее клитором. Однако было уже поздно, Ассоциация электронной индустрии назавтра сворачивала присутствие на выставке, и они должны были разбежаться по своим жизням, чтобы случайная интерлюдия почти мгновенно растаяла в них, растворилась, не оставив следа.
Следом не следом, но все же последствием с неким оттенком возвышенности она в них все же отозвалась. Встретившись на следующий день под высоким металлическим навесом выставочного зала, они оторвались от своих обязанностей и улизнули попить кофе из пластиковых стаканчиков в подсобном помещении, закрытом от рабочих и выделенном специально для участников выставки, — здесь давали бесплатные пирожки и отвратительно калорийные датские бисквиты. Обоим было нечего сказать друг другу, но, подбирая слова в неуклюжем и неловком смущении, они понимали, что хотя больше не встретятся, начало было положено — эдакая зарубка. Смешавшись с запахом кофе и посыпанных сахарной пудрой пончиков, все это имело какой-то аромат, привкус медлительной животной расслабленности и взаимно достигнутого знания — проглоченная, запавшая в душу печаль, которой удается избегнуть любовникам с будущим. Оуэн осознал, что в мире есть два типа женщин: те, с которыми ты уже спал, и те, с которыми еще нет, — вторых было беспощадно, непропорционально больше, но все же это соотношение можно было поправить.
В этих встречах на одну ночь всегда есть что-то печальное. Однако был ли Оуэн когда-либо более, так по-сумасшедшему, счастлив, испытывал ли он большее торжество, как в те минуты, когда на сумасшедшей скорости гнал по невадской равнине навстречу встающему солнцу — а Мирабелла делала ему минет? Ее голова между его расставленными коленями едва не билась о рулевое колесо взятого напрокат оранжевого «камаро». Сквозь взъерошенные волосы на ее затылке просвечивала розоватая кожа. Встречные машины со свистящим шорохом пролетали мимо. Одно неверное движение рук — и «камаро» перевернется. Это еще сильнее возбуждало Оуэна. Его изрядно поработавший ночью член пульсировал от напряжения.
Конференция в Лас-Вегасе проходила в роскошном отеле — в «Песках»? «Звездной россыпи»? — отель этот давно снесен, и на его месте вырос еще более высокий и шикарный.
Под платиновым перманентом у Мирабеллы можно было разглядеть каштановые корешки волос, которых не коснулась краска, и сережки в мочках ушей. На ней были короткие, плотно облегающие бедра шорты желто-коричневого цвета и зеленые чулки-паутинка, так что поначалу Оуэн принял ее за местную проститутку и удивился, когда услышал:
— А я вас знаю. Вы разработали «Диджит-Айз». Еще маленькой девочкой я приходила к отцу на работу, и он позволял мне поиграть на компьютере. Какие замечательные фигуры складывались на экране, какие картинки! Просто чудо! А когда я подросла, папа рассказал мне про вашу программу.
— Боюсь, «Диджит-Айз» — дело прошлого, — поскромничал Оуэн. — Вроде машинки для очистки яблочной кожуры или педальной швейной.
Полчаса назад состоялось его выступление, и сейчас шел прием. Гостиничные горничные разносили приглашенным участникам конференции шампанское в пластмассовых стаканчиках.
— Будущее стоит за прошлым, — рассудительно возразила Мирабелла.
— Пожалуй, вы правы… Надо бы поиграть, как-никак мы в Лас-Вегасе. Только я не умею.
Мирабелла повела его к рулетке, но колесо ему не понравилось. Здесь все зависело от чистой случайности, и шансы были не в пользу игрока. Затем Оуэн попытал счастья в двадцать одно и выиграл. Очко требует артистической смекалки. Неопытному игроку всегда кажется, что у него на руках недостаточно хорошая карта, он прикупает еще одну, и в результате перебор.
Значительно больше Оуэну понравились игровые автоматы, иллюминированные металлические коробки высотой в человеческий рост. Опустишь монету, внутри раздается приятное журчание, потом плавно нажимаешь на рычаг, и бывает, в поддон вдруг хлынет долгожданный поток пятидесятицентовых монет с изображением Кеннеди.
В его гостиничном номере Мирабелла приобщила Оуэна к обычному в Лас-Вегасе занятию. Скрутив из двадцатидолларовой бумажки сигарету с кокаином, она сунула ее ему в рот. Ему не понравилось щекотание в носу, как не нравились рассыпанные по ее лицу волосы, но порошок сильно ударил в голову.
Лезвием бритвы Мирабелла собрала с полоски бумаги оставшийся кокаин и скрутила сигарету себе. Сделав несколько глубоких затяжек, она состроила обворожительную гримасу. В ее широкоскулом лице было что-то славянское. «Нет, она ничего», — убеждал себя Оуэн.
Оуэн не любил наркотики, они разрушают клетки мозга, но небольшая доза ускоряет и углубляет мыслительный процесс. Кроме того, это сильное возбуждающее средство. Он никогда так не жаждал женщину, как сейчас, и у него никогда не было столько мужской силы. Мирабелла чем-то напомнила ему Алиссу, но была моложе, тело у нее более упругое и гибкое, и она не хотела иметь ребенка. У нее давно уже излились все соки, и она запросила пощады: ей стало больно. Он не жалел, что сумел причинить ей боль.
Поближе к рассвету Мирабелла сказала: ей хочется показать ему еще кое-что, и предложила взять напрокат машину.
— В шесть утра прокатные конторы закрыты, — возразил он.
— Но мы не где-то! Мы в Лас-Вегасе.
Мирабелла была права. Машины сдавались напрокат рядом с гостиницей. Ему предложили оранжевый «камаро», и он согласился: такой цвет заметнее на переполненной парковке.
Мирабелла сказала, куда ехать. Навстречу им с немыслимой скоростью неслись машины. Слабеющая память Оуэна почему-то сохранила видение: полдюжины беломордых коров, выглядывающих из-за дощатой ограды на грузовике. Вскоре им захотелось есть. В первом попавшемся кафетерии они закусили вареными яйцами с черным хлебом, выпили по кружке кофе и снова тронулись в путь. Сытая и довольная, Мирабелла расстегнула ему ширинку, подняла рубаху и принялась сосать. Оуэн попросил ее перестать, опасаясь, что из-за острых ощущений не справится с управлением, но она только хихикнула в ответ. Оуэну подумалось: «Многие женщины занимаются сексом потому, что делают это лучше всего другого, так же, как я лучше всего другого пишу компьютерные программы. Женщины просто запрограммированы на секс, это давно не тайна».
Медленно поднималось солнце, в горах вдали обозначились тени. В раскинувшемся над ними небе громоздились облака. Пастбища по обе стороны шоссе окрасились в розоватый цвет.
Мирабелла подняла голову от его колен и спросила:
— Откуда в тебе столько? Я думала, ты все ночью спустил.
— Ты здорово меня возбуждаешь.
— Ну да, понятное дело. Тебе жениться надо, чтобы добро не пропадало.
— Я давно женат.
Мирабелла выпрямилась на сиденье, откинула голову на подголовник, вытерла пальцами уголки рта. Выглядела она усталой и не такой молодой, какой показалась Оуэну вначале. У ее глаз легла сетка морщин, обозначился второй подбородок.
Когда перед ними открылся прекрасный пейзаж: большое голубое озеро посреди песков, скользящие по водной глади яхты и катера, Оуэн ощутил приступ головной боли. Ему нестерпимо захотелось спать.
Позже, когда он вспомнит ту ночь и то утро, подумает: «Не была ли Мирабелла проституткой, которую шутки ради сняли для меня участвующие в конференции приятели? Нет, не может быть, она слишком хорошо разбиралась в компьютерах и не потребовала оплатить ее сексуальные услуги. Лишь сказала, что я должен ей шестьсот долларов за кокаин».
Глава 12. Провинциальный секс-6