Час был уже очень поздний, а вернее, ранний, и она знала, что скоро звезды начнут гаснуть и бледные пальцы рассвета угасят сияние месяца.
А Невидимый будет уже далеко — целый и невредимый, как она надеялась.
Уже засыпая, она помолилась, чтобы он ее не забыл, как и обещал.
Проснувшись на следующее утро, она узнала, что они не смогут сразу отправиться в путь. Паровоз был сильно поврежден взрывом, и надо было дождаться другого из столицы, где король и члены правительства ждали ее прибытия.
Мизра еще не оправилась от вчерашних происшествий и очень возмущалась, что взрыв и крики нарушили покой ее высочества.
И все же у Хионы сложилось впечатление, что камеристка прекрасно знала, кто устроил нападение на поезд, и сочувствовала им.
Но посол и сэр Эдвард, когда явились в гостиную завтракать, негодовали на революционеров, называли их поведение позорным и предсказывали, что король примет против них гораздо более суровые меры, чем раньше.
— Не будь с нами такой большой охраны, нас всех могли бы зарезать спящими — сказала леди Боуден с дрожью в голосе. — Не понимаю, почему, когда армия столь велика, эти люди могут чинить такие беспорядки!
— Их трудно ловить, миледи, — сказал кто-то из свиты посла. — Один славонец как две капли воды похож на остальных славонцев, и как мы узнаем, что у крестьянина, катящего свою тачку на рынок, под овощами спрятана бомба, а у старого подметальщика улиц в кармане лежит пистолет?
— Вы пугаете ее высочество, — раздраженно сказал сэр Эдвард, — и полагаю, подобные разговоры неуместны, особенно за завтраком.
— Совершенно с вами согласен, — сказал славонский посол, — но уверяю вас, после моего доклада его величеству король прибегнет к самому суровому воздаянию за вчерашнее гнусное покушение.
Хиона не выдержала и задала вопрос, давно ее мучавший:
— Сколько было убитых?
— Двое наших солдат получили тяжелые раны, — ответил славонский посол, — и я знаю, что многие революционеры получили пули, но товарищи, обратившись в бегство, унесли их с собой.
Хиона промолчала. Что они подумали бы, скажи она им, что ночью провела по крайней мере час в обществе вождя революционеров — с Невидимым.
Наконец подъехал сменный паровоз, и поезд отправился дальше со всей скоростью, какую дозволяла крутизна склонов. Теперь Хиона могла любоваться видами, которые оказались даже прекраснее, чем она ожидала.
Высокие горы, многие в шапках вечных снегов, окружали широкую долину внизу.
По ней струилась серебристая река, петляя среди сочных лугов и цветущих рощ, между которыми были разбросаны крохотные деревушки, почти все состоявшие из беленых домиков под красными черепичными крышами.
Все это настолько очаровало взгляд, что Хиона мысленно спрашивала отца, есть ли на всем Балканском полуострове страна красивее Славонии.
Там и сям у железнодорожного полотна стояли кучки людей, с восхищением глядя на поезд. И Хионе они очень понравились — женщины в большинстве были настоящими красавицами, а мужчины — широкоплечими, атлетического сложения.
И еще Хионе они показались улыбающимися людьми. Словно зная, кого везет этот поезд, они приветственно махали руками, и Хиона махала в ответ.
Было далеко за полдень, когда они наконец остановились у перрона вокзала в Дюрике.
Повсюду флаги, флаги, флаги — славонские бок о бок с Юнион Джеком, и повсюду цветочные гирлянды.
На красном ковре против того места, где должен был остановиться вагон Хионы, толпились сановники и офицеры в мундирах, увешанных орденами. В центре она увидела человека в шляпе с плюмажем и не усомнилась, что это король.
Она вдруг почувствовала, что не в силах взглянуть на него, но тут же одернула себя и приготовилась держаться так, как от нее ждала бы ее мать. Тем не менее ее охватило сумасшедшее желание убежать, спрятаться, положить конец этому фарсу с браком.
Но она вздернула подбородок и сказала себе, что не станет никого бояться, даже пятидесятидвухлетнего короля, и сумеет скрыть свои чувства, как подобает принцессе.
Некоторым утешением ей служило платье, которое ее мать предназначила для этого случая, — очень красивое, очень дорогое, нежно-голубого цвета, отделанное кружевом с голубыми лентами и украшенное миниатюрными розочками.
Когда она спустилась из вагона на устланный красным ковром перрон, Хиона выглядела очень юной и обворожительно прелестной.
— Разрешите мне приветствовать вас в мой стране, — произнес король по-английски с заметным немецким акцентом, довольно хриплым голосом. — Мы приветствуем вас от всего сердца. Я и мой народ постараемся сделать вас счастливой.
Хиона подумала, что речь эту кто-то написал для короля — он спотыкался на некоторых словах и явно напрягал память, а не говорил свободно.
Но этого и следовало ожидать. И тут, глядя на него, она поняла, что отталкивает ее не столько его возраст, сколько жестокость в очертании узкогубого рта и холодный взвешивающий взгляд.
Она быстро произнесла по-немецки ответную речь, которую сочинила еще дома, показала матери, а получив ее одобрение, выучила наизусть.
— Благодарю ваше величество за ваш любезнейший милостивейший прием. Я счастлива, что я здесь, в вашей прекрасной стране, и уверена, что полюблю ее так же, как люблю Англию.
Если король и был доволен ее ответом, он ничего не сказал, а только несколько раздраженно представил ей стоящих рядом с ним на платформе.
Женщин среди них не было, как сразу заметила Хиона, зато Имелся премьер-министр, другие члены кабинета, а также полдюжины генералов и городских советников с тяжелыми золотыми цепями на шее, под тяжестью которых они словно пригибались.
Все они хотели приветствовать Хиону, но король нетерпеливо на них поглядывал.
— Идемте, идемте! — сказал он по-немецки и повел ее вперед. — Вы опоздали и, хотя помешать этому было невозможно, теперь мы должны наверстать упущенное время.
Хиона не понимала, откуда такая спешка, но она не успела и рта открыть, как очутилась в открытом ландо рядом с королем, и оно покатило по улице под приветственные крики горожан, толпившихся на тротуарах.
Она махала им, хотя заметила, что король ни разу даже руки не приподнял.
Он сидел, выпрямившись, и смотрел на толпы так, словно в любую секунду ожидал появления наемного убийцы.
И действительно, вдоль всего пути следования ландо стояли цепи солдат, а лошади бежали быстрой рысью, и Хиона почувствовала, что это — непростительное невнимание к людям, которые простояли тут несколько часов, чтобы увидеть ее:
Однако она не решилась попросить короля приказать кучеру ехать медленнее, но только принялась махать особенно усердно, лелея надежду, что они все-таки сумеют понять по ее улыбке, как она им благодарна за такую восторженную встречу.
Когда впереди показался дворец, король впервые нарушил молчание, которое царило между ними всю дорогу.
— Не стоит столько махать. Они хотели королеву-англичанку, вот и получили ее!
Хиона посмотрела на него с удивлением, и спросила:
— А вы не хотели?
— Да нет же, нет! — резко сказал король. — И я очень рад видеть вас тут.
