Постоянств, которым учит Конфуций, — человеколюбие, долг, ритуалы, мудрость и верность… И если, забыв о великой монаршей милости, вы отправите государя в изгнание, вы поступите противно закону и оскорбите волю богини Солнца и бога Хатимана!
Боги охраняют Японию. Боги не потерпят нарушения гармонии и порядка… Накажите всех заговорщиков, как они того заслужили, и предайте забвению все это дело. Доложите обо всем государю, служите ему с еще большим усердием, проявляйте к народу еще большее милосердие, и боги защитят вас, и воля Будды пребудет с вами! Если же боги и будды прольют на вас свою благодать, я уверен, государь-инок тоже сменит свой гнев на милость (Св. 2 «6. Увещание»),
Выше мы говорили о функциях увещаний в повестях. Они, во-первых, выражают «правильное» отношение к природе императорской власти и действиям мятежников, а во-вторых, усиливают внутреннюю напряжённость повествования, как бы показывая, что последующих трагических событий могло бы и не быть, если бы мятежник вовремя прислушался к мудрым словам увещевающего. Соответственно, тот, к кому увещание обращено — это всегда мятежник, а в данном случае в качестве такого мятежника выступает Тайра-но Киёмори.
Киёмори не следует советам Сигэмори, что приводит к восстанию принца Мотихито (Св. 4 «3. Воины Минамото»), вслед за которым вспыхивают мятежи Минамото-но Ёсинака и Ёритомо, результатом которых стало полное уничтожение дома Тайра. В конце этой повести, как и в других повестях, немало сказано о страданиях родственников тех, кто представлены как «мятежники», то есть Тайра. В самом конце повести, перед сценой успения принявшей постриг императрицы Кэнрэймонъин, «Повесть» подводит итог описанным в ней событиям, возлагая всю ответственность за произошедшее на Киёмори:
А случились все эти беды только из-за того, что Правитель-инок всю Поднебесную средь четырех морей самовластно сжимал в своей деснице, выше себя — не боялся даже самого государя, ниже себя — не заботился о народе, казнил, ссылал, поступал своевольно, не стыдился ни людей, ни всего белого света. И воочию явилась тут истина: «За грехи отцов — возмездие детям!» (Св. «Окропление главы», гл. «Кончина прежней императрицы»).
Мы уже отмечали, что «Повесть о доме Тайра» описывает успешный мятеж Минамото, в результате которого Минамото-но Ёритомо смог отомстить Тайра за гибель почти всех родичей в годы Хогэн и Хэйдзи и сконцентрировать всю реальную власть в своих руках. Таким образом, в качестве мятежников, действия которых привели к гибели правящего императора, логично было бы описать именно Минамото.
Сложившаяся же схема восприятия событий мятежа такова, что, как мы видели, мятежники всегда терпят поражение и гибнут. Такое убеждение во многом основывается на представлении, что императоров, потомков Аматэрасу, охраняет сама солнечная богиня Аматэрасу и божества храма Хатиман — это очень хорошо видно в тексте «увещаний». И именно с солнцем в «Записях о Масакадо», самом раннем из дошедших до нас произведений этого жанра, сравнивают императорские войска, представляющие саму особу императора:
Подобно луне, соперничающей с солнцем, появляются мятежники, однако же государевы войска преумножаются, а мятежные силы убывают («Запись от шестого месяца третьего года Тэнгё»),
Таким образом, божества, действующие на благо истинных правителей Японии, не могут ошибаться, а потому те, кого они наказали, то есть проигравшие битву за власть, и являются истинными мятежниками. Поэтому сам факт победы Минамото, начавших военные действия против легитимной на тот момент власти, подтверждает законность новой власти Минамото, и убеждённость современников в таком положении дел нашла своё выражение в пословице: «Хэйкэ о хоробосу ва Хэйкэ», то есть «Дом Тайра уничтожил дом Тайра»; эта пословица используется в тех случаях, когда кто-то испытывает разрушительные последствия собственной заносчивости.
Так само обоснование легитимности власти становится подобным китайской концепции «мандата Неба» — победивший прав, поскольку его победа подтверждает, что он выступает в качестве божественного орудия защиты императорской власти, что впоследствии будет выражено в пословице:
Не следует, конечно, исключать возможность предвзятого взгляда авторов на эти события — историю, как известно, пишут победители, и изображение дома Тайра как виновной стороны было кому-то, вероятно, нужно. Но в любом случае, повторяемость схемы восприятия событий в последовательности «причины мятежа» — «сговор» — «начало мятежа» — «увещание» — «продолжение мятежа» — «нейтрализация мятежников» — «награждения и наказания» — «судьба родственников мятежников», говорит о её чрезвычайной значимости для структурирования исторического знания в повседневном сознании жителей средневековой Японии, поскольку она наблюдается как в ранних военных повестях, так и в композиции «Повести о доме Тайра».
Вместе с тем, в композиции «Повести о доме Тайра» наблюдаются и некоторые нововведения.
Во-первых, в ней не нашлось места эпизоду сговора «мятежников», то есть Тайра. Это легко объясняется тем, что действия Тайра как раз не были «мятежом», результатом заговора. Киёмори не нужно было тайно с кем-то встречаться и о чём-то сговариваться, вся полнота государственной власти была в его руках, поскольку он был Главным министром, и все значимые должности при дворе занимали либо контролировали Тайра. Конфликт начинает именно Го-Сиракава, организующий заговор против Тайра, о чём хотелось бы сказать несколько подробнее.
Мы видели, что в повестях о смутах годов Хогэн и Хэйдзи присутствуют эпизоды рассуждений об этической неприемлемости смертной казни (см. 3.2.
…С тех пор, как в древние времена, еще при императоре Сага, казнили Наканари Фуддивару, и вплоть до недавних годов Хогэн смертная казнь в нашей стране ни разу не совершалась. Двадцать пять государей сменилось на троне за эти века, но ни разу никого не карали смертью! Но в последнее время, когда покойный сёнагон Синдзэй получил столь большую власть при дворе, он первый стал карать смертью. И еще приказал Синдзэй выкопать из могилы тело Ёринаги Фудзивары, дабы самолично убедиться, он ли там похоронен. Я и тогда уже считал неправедными такие поступки! Недаром мудрецы древности учат: «Если карать людей смертью, заговорщики в стране не переведутся!» И что же? Пословица подтвердилась: миновали всего два года, наступили годы Хэйдзи, и снова в мире возникла смута! И раскопали тогда могилу, в которой укрылся Синдзэй, отрубили ему голову и носили ее по улицам на всеобщее поругание[205]! То, что совершил Синдзэй в годы Хогэн, вскоре против него же и обернулось!.. Недаром говорится: «В дом, где творят добро, снизойдет благодать; в дом, где творится зло, обязательно войдёт горе!» С какой стороны ни взглянуть, рубить голову дайнагону никак невозможно! (Св. 2 «4. Малое увещание», пер. И. Львовой).
Упоминание казни Наканари в контексте осуждения смертной казни ставит исследователя перед двумя вопросами. Во-первых, почему рассуждение, место которого в конце повести, появляется ещё до основных событий повести? И во-вторых, зачем во втором свитке «Повести о доме Тайра» сразу два увещания — «4. Малое увещание» и «6. Увещание»?
При более подробном рассмотрении композиции той части «Повести о доме Тайра», которая предшествует приведенному отрывку, оказывается, что эта часть, то есть начало «Повести», от гл. «3.
