стену - с такой силой, как будто с размаху ударили мешком, набитым камнями,- и расшибла себе голову. Повернулась и снова, как разъяренный бык, ринулась на людей, капая кровью с рассеченного лба. Толпа с воплями шарахнулась прочь. Какого-то старика лошадь все-таки сшибла с ног и чуть не затоптала. Но вот она наступила на волочащуюся уздечку и со страшным грохотом кувырнулась с копыт прямо на сдвинутые в углу, частично перевернутые стулья, так что в воздухе и мелькали судорожно дергающиеся ноги и брызнули по псе стороны щепки. Но тут на нее гурьбой навалились мужчины: кто дергал за удила, кто уселся на го: лону, все кричали и размахивали руками. Минут пять она барахталась и вырывалась, потом, постепенно, начала успокаиваться и только время от времени так Глубоко, со всхлипом, вздыхала, что казалось, вот-вот полопаются подпруги, недоуменно и умоляюще поводила глазами, трепетала каждым мускулом и лишь изредка вскидывалась, чтобы тут же затихнуть, как истеричная барышня. Наконец она присмирела и уже не пыталась вскочить. Мужчины дали ей подняться на ноги, сняли седло и отвели в пустое стойло, где оиа и осталась стоять - понурив голову, подрагивая бабками, опасливо озираясь по сторонам и изредка тяжело вздыхая.
Через час люди танцевали как ни в чем не бывало. Инцидент был исчерпан. Паника, грозившая смертью опасность, как буря обрушившиеся на людей и разом пресекшие веселье, налетели из мрака и исчезли со скоростью удара грома. Многие женщины поспешили домой, утащив с собой мужей и сыновей, но большая часть гостей осталась, не видя, с чего бы этот эпизод мог испортить им вечер, решив не сдавать позиций, хотя бы из чистого удальства. Дилани больше не вернется - и этом никто не сомневался, а и вернулся бы, так нашлось бы с полсотни молодых людей, которые всыпали б|»[ ему по первое число, черт возьми! В первый раз он слишком неожиданно появился, и они не успели опомниться, как он уже исчез. Еще минуту им, секунду даже,- они б показали ему, он бы их надолго запомнил. Можете не сомневаться!
Из всех углов понеслись воспоминания. По меньшей мере каждому третьему мужчине хоть раз да случалось участвовать в стычке со стрельбой.
- Видели бы вы, что творилось некогда в округе Юба…
- А вот в округе Ватт в былые времена…
- Тьфу! Да сегодняшнее происшествие - это ж детские игрушки! Вот, помню, однажды в штате Аризона, как раз когда я сидел в пивной…
И так далее, и тому подобное, без конца. Остерман с серьезным видом уверял, что видел собственными глазами, как какого-то мексиканца перепилили пополам на лесопильном заводе в штате Невада. Старик Бродерсон в пятьдесят пятом году был свидетелем, как члены Комитета бдительности линчевали кого-то на Калифорнийской улице в Сан-Франциско. Дайк припомнил, как в бытность свою машинистом он на переезде задавил пьяного. Геттингс с фермы Сан-Пабло стрелял в paзбойника. Хувен поднял на штык французского стрелка во время сражения при Седане. Столетний мексиканец испанского происхождения из Гвадалахары рассказал;, что он сам видел, как стойко сражался Фремон на вершине горы в округе Сан-Бенито. Аптекарь как-то под Новый год стрелял в вора, пытавшегося проникнуть в его аптеку. Младший Вакка видел, как в Гвадалахаре пристрелили собаку. Отцу Саррии не раз приходилось приобщать святых тайн перед смертью португальских бандитов, умиравших от огнестрельных ран. Даже женщинам было что вспомнить. Миссис Каттер рассказала заинтересованным слушательницам, как в округе Плейсер в 1851 году ей довелось присутствовать свидетельницей при незаконном захвате участка земли; трое мужчин получили тяжелые ранения в перестрелке и умерли в тот же день на кухне в ее доме, прямо у нее на глазах. Миссис Дайк видела, как убивали курьера, везущего почту, при налете на дилижанс, в котором она ехала. Этих рассказов нашлось невероятное количество. Воздух оказался насыщенным кровью, предсмертными хрипами, запахом порохового дыма, ружейной трескотней. Из памяти извлекались все легенды времен золотой лихорадки, все случаи из дикой, разгульной жизни былых времен; при свете бумажных фонариков и керосиновых ламп они бесконечной вереницей проходили перед глазами слушателей.
Но, помимо всего прочего, происшествие это настроило мужчин на воинственный лад. Словно под крахмальными манишками до времени скрывались лютые скандалисты. Стоило кому-то допустить малейшую бестактность, как его тут же приглашали «выйти на минутку». Так молодые олени, насмотревшись на турниры вожаков, по любому поводу свирепо выставляют рога, красуясь перед самками и молодняком. Припоминались старые обиды. Собеседники только и смотрели, к чему бы придраться, в любой мелочи усматривая скрытые знаки неуважения и намерение унизить. Чувство собственного достоинства обострилось у всех до предела.. Чуть что, и человек, приосанившись, кривил губы в презрительной улыбке. Карахер твердил, что не пройдет и недели, как он пристрелит Бермана. Дважды пришлось растаскивать Хувена и Каттера, снова затеявших спор о бычке. Миннин кавалер ни с того ни с сего набросился на приказчика из Боннвиля, надавал ему тумаков и стал выталкивать из амбара, выкрикивая при этом, что мисс Хувен было нанесено несмываемое оскорбление. Трое молодых людей еле-еле отбили приказчика, тот стоял ошеломленный, тяжело дышa, в расстегнутом, съехавшем на сторону воротничке и недоуменно озирался по сторонам.
Энникстер же, лопаясь от гордости, выпятив грудь и высоко подняв голову, купался в лучах собственной главы. Сегодня он был героем. Пожать ему руку была месть,которую еще надо было заслужить. Его похлопывали по спине и одобрительно кивали головами. «Вот это молодчина!» - «Вот это, я понимаю, выдержка!» - «Ну и Энникстер, чем не герой!» - «Завидное хладнокровие, завидная меткость!» - «Сам предводитель апашей его б не переплюнул!» - «Чтобы так стрелять, верный глаз нужен и твердая рука».- «И через пятьдесят лет в округе Туларе будут вспоминать про этот выстрел!»
Энникстер помалкивал и лишь напряженно прислушивался к разговорам, стараясь понять, что же, собственно, произошло. Он знал только, что Дилани бежал, бросив револьвер и заляпав пол кровью. Из разговоров, однако, он постепенно выяснил, что предпоследним выстрелом раздробил Дилани правую кисть и вышиб у него из руки револьвер. Это его крайне удивило. Да ведь с того момента, как началась перестрелка, он и не видел-то Дилани толком. Все произошло как в кошмарном сне.
- Где это вы научились так стрелять? - спросил кто-то из гостей. Энникстер равнодушно пожал плечами.
- Да я, собственно, специально не учился. Так как-го само собой получилось,- небрежно ответил он.
Окружающие восхищенно разинули рты и одобрительно закивали.
- Ведь это надо же!
- Тоже, брат, не всякому дано!
- Да уж!
Когда женщины, окружив его, жали ему руку и твердили, что он спас им и их дочерям жизнь, Энникстер с чисто рыцарской скромностью отмахивался от похвал. Он произнес запомнившуюся ему однажды фразу, изысканную и благородную. То ли ее вымолвил красавец Ланселот после турнира, то ли Баярд - рыцарь без страха и упрека, принимающий поздравления после битвы.
- Да о чем тут говорить,- пробормотал он.- Так поступил бы каждый на моем месте.
Желая вернуть гостям доброе расположение духа, он велел подавать ужин, задуманный как грандиозный сюрприз. Первоначально он был назначен на полночь, но Дилани своим вторжением нарушил порядок дня, и оказалось, что столы внесли часом раньше, чем нужно. Их поставили покоем и загромоздили блюдами с холодным ростбифом, жареными курами и утками, целыми горами бутербродов, кувшинами молока и лимонада, огромными сырами, вазочками с маслинами, вазами С апельсинами и орехами. Появление ужина было встречено взрывом рукоплесканий. Оркестр сыграл бодрый марш. Скрипели стулья, шелестели кисея, тарлатан и органди. Гости набросились на еду, и вскоре стук посуды перекрыл все остальные звуки. Столы брали приступом. Ели то, что оказалось поближе,- иные даже начинали с апельсинов и орехов, а заканчивали ростбифом и курятиной. В заключение, вместе с мороженым, были поданы хлопушки с бумажными колпаками. Хлопушки взрывались повсюду, и казалось, будто это палят из игрушечных ружей. Гости нарядились в бумажные колпачки, именовавшиеся «шапочками магов», «фригийскими колпаками» и так далее. Барышни, глядя на своих визави, хохотали и хлопали в ладоши.
Компания из сбруйной занимала отдельный стол. Во главе сел Энникстер, на противоположном конце - Хэррен. Перестрелка совершенно отрезвила Пресли. Он сидел рядом с Ванами, который ел мало, предпочитая наблюдать за тем, что творится вокруг; временами, когда присутствующие, явно выпив лишнего, становились не в меру шумны, на лице Ванами появлялась презрительная усмешка. Остерман скатывал шарики из хлеба и с неожиданной силой обстреливал ими сидящих, остальные же - Дайк, старик
