дорог и речушек, домики крохотные, словно вылепленные ребенком из цветного пластилина, — и снова облака, облака, облака…
И все-таки нельзя сказать, чтобы настроение у летчика при этом однообразии полета было плохим. Он отлично справился с заданием и теперь, пролетая над землей, ощущал ее необъятность и величие, что всегда восхищало его.
К тому же он не терял надежды на встречу с Беллой. Он даже попытался представить себе эту встречу, но ничего не получилось. Видимо, он боялся обнадежить себя, хотя не признался бы в этом даже себе. И не потому ли воображение не хотело повиноваться его желаниям. Зато перед ним непрошено, как на экране, проходили события более отдаленные.
Ему вспомнились танцы на стадионе. Мешков беспрестанно танцевал с Беллой, не отходил от нее ни на секунду. О, как Стахов завидовал тогда приятелю!
В перерывах между танцами товарищи собирались под желтолистыми кленами. Болтали о пустяках. Саникидзе направо и налево отпускал девушкам дежурные комплименты в кавказском стиле, многословные и велеречивые.
В половине одиннадцатого подошел посыльный из штаба и сказал Мешкову, что его вызывает дежурный по части. На широком вспотевшем лице Петра появилось удрученное выражение. Он растерянно заморгал глазами.
— Я подожду, — сказала Белла.
Стахов расхохотался: уж больно у Мешкова был потерянный вид.
— Иди, иди. Мы тут займемся твоей леди.
Танцевала Белла очень легко. Иногда на поворотах Стахов прижимал ее к себе, и тогда она с улыбкой смотрела ему в лицо, словно ждала от него чего-то или извинялась за что-то. Большие серо-голубые глаза, затененные ресницами, становились похожими на освещенные солнцем лесные бочаги. Таких глаз Стахов еще ни у кого не видел. В них была невинность, откровение, вызов, покорная мольба и еще что-то такое, что хватало за Душу.
Они пробыли на танцах до самого конца, а Петр так и не вернулся. Саникидзе исчез вместе со своей партнершей еще до того, как баянист Бордюжа исполнил прощальный вальс. Стахов остался с Беллой. Говоря откровенно, ему не очень-то хотелось тогда плестись в город с чужой девушкой, а потом одному возвращаться обратно. В душе он проклинал Мешкова. Но бросить Беллу тоже было не по-джентльменски. Да и перед Петром было бы неудобно: он так умолял не оставлять ее одну.
— Ну-с, что будем делать дальше? — спросил Юрий, посмотрев на Беллу с некоторым интересом. Так смотрят на красивую безделушку, которую не знаешь, куда девать, и вместе с тем с которой не хочется расставаться. — Вашего кавалера, видимо, задержали неотложные дела. Долг есть долг, вам это, конечно, понятно?
Белла пожала плечами.
— Мне надо домой.
— Я провожу.
Она снова пожала плечами и внимательно посмотрела ему в глаза, будто хотела в них что-то прочесть. Они направились к выходу. Город уже спал, на безлюдных улицах им попадались только редкие, молчаливо обнимавшиеся парочки. На счастливых лицах блуждали улыбки, которые могли заменить все слова на свете.
Стахов почувствовал наедине с девушкой некоторую скованность. Так всегда бывало, если девушка ему начинала нравиться.
— Какие мысли появляются у вас при виде влюбленных? — он и сам не знал, почему спросил именно об этом.
Белла задумчиво проговорила своим тихим, глуховатым голосом:
— Мне всегда хочется узнать, кто они, что их ждет впереди. Иногда я представляю себе их жизнь… Помните, как у Роберта Рождественского:
и через несколько строк:
— По-моему, это самые счастливые люди, — сказала Белла.
— У вас такое представление о счастье?
— Примитивное, да?
Стахов поразился откровенности, с которой говорила Белла. Ведь, по существу, он был для нее совершенно чужим человеком. Но эта откровенность в ее устах не выглядела банальной.
— Одинокому мужчине легче, — вздохнула Белла. — У него есть сознание того, что он в любую минуту может стать не одиноким. Стоит ему только захотеть.
— Ну, вам-то это тоже не трудно, стоит только поманить…
— Кого поманить? — спросила она.
— Кого захотите. Белла усмехнулась:
— Мне это сделать труднее, чем кому-либо другому.
— Почему?
— Вы хотите это непременно знать? — она внимательно посмотрела Стахову в глаза.
— Хочу.
— Потому хотя бы, что я мама.
Он выпустил руку Беллы. Этого не может быть. Нет.
— И… Петр знает об этом?
— Какое это имеет значение… — она усмехнулась.
Несколько минут шли молча. Ветер растрепал Белле волосы. Но она не замечала этого. И этот лирический беспорядок на ее голове нравился Стахову.
— Простите меня, — сказал Юрий. — Наверное, мне не нужно было вас ни о чем спрашивать.
Разговор у них дальше не клеился. Он лихорадочно думал, что бы можно было сказать Белле, и ничего не мог придумать.
С ним произошло нечто неожиданное. Ему тоже захотелось быть с ней очень откровенным. Только что, в сущности, он мог ей сказать о своей жизни? Вряд ли ее могли заинтересовать его мимолетные полудетские увлечения. Да и для него самого они вдруг стали совершенно неинтересными, до приторности скучными. Даже однажды выдуманная им любовь, которой он хвастался ребятам, казалась теперь смешной.
Стахов решил сейчас же выяснить, как Белла относится к Мешкову. И он без обиняков спросил, нравится ли ей Петр.
— Мы с ним мало знакомы, — ответила она. — Но думаю, что это добрый и бескорыстный человек. Такому нельзя не верить.
— Словом, настоящий друг. Белла кивнула.
— Вот мы и пришли, — сказала она, останавливаясь около старого кирпичного дома с узкими
