сводчатыми окнами. — Мое окно спит. — И она указала на второй этаж. На подоконнике была устроена кормушка для птиц.
— С кем вы живете?
— С отцом. Он на работе.
— А ребенок?
— На даче. Пойду, — она протянула руку.
— Можно зайти к вам?
— Сейчас?
— Ведь еще совсем не поздно.
Она посмотрела на Стахова с любопытством и, не выпуская его руки, ввела в темный подъезд.
— Здесь двадцать одна ступенька.
Сделав несколько шагов вверх, он в темноте совершенно случайно коснулся волос Беллы. От них пахло, как пахнет от только что выглаженного белья. У Юрия возникло желание обнять Беллу, но он не решился на это и только крепче сжал ее руку.
Комната была маленькая, словно монастырская келья. Он невольно поразился контрасту модного платья Беллы с бедным убранством комнаты.
— Хотите чаю? — спросила она, включая стоявшую на полу электроплитку.
Пока она возилась за ширмой, которая разделяла комнату пополам, он рассматривал корешки книг на этажерке.
— Вы учитесь?
— Сейчас все учатся, — ответила она из-за ширмы.
— Где?
Она промолчала. Вынесла к столу фарфоровую вазочку с вареньем.
— Это папа? — Он указал на маленькую фотокарточку, воткнутую в уголок зеркала, которое стояло на комоде.
— Да.
Судя по белому полукругу, оставленному на фото для печати, Беллин отец снимался на какой-то документ, наверно, зашел в фотоателье прямо с работы — в спецовке и вязаном свитере с высоким воротом.
— Он работает в ночную смену? — спросил Стахов, украдкой рассматривая себя в зеркало и думая о том, что ему, пожалуй, следовало бы изменить прическу. Этот белобрысый ежик из толстых, как прутья, волос не совсем идет к его узкому бескровному лицу и светлым запавшим глазам с маленькими, как иголочное ушко, колючими зрачками.
— Да, он работает по ночам. Берите, пожалуйста, стул и придвигайтесь к столу. — Она покрутила в руках его фуражку и положила ее на комод.
Чай был горячий, и он налил его в блюдце. Ему казалось это оригинальным. Белла улыбнулась.
— Знаете, на кого вы сейчас похожи? Он невольно покосился на зеркало:
— На кого?
— Нет, пожалуй, не скажу.
— Скажите, — он осмелел и положил руку на плечо Беллы. Она не отстранилась.
— Говорите, иначе сейчас…
— Что?
«Поцелую», — хотел сказать он, но не сказал, потому что у него куда-то девалась вся отвага.
Она опустила глаза.
Несколько секунд он рассматривал ее лицо — узкое и бледное. Черные с синевой волосы падали на чистый лоб. Наконец она снова подняла на Стахова глаза. Он никогда еще не видел такого преданного, обнаженного и беспомощного взгляда.
«Неужели она на всех так смотрит?! — мелькнуло в его голове. — От этих глаз можно сойти с ума».
Потом он взглянул на часы и чуть не ахнул. Было половина второго.
— Засиделся, однако, — сказал он, вставая. И попросил Беллу объяснить, как ему побыстрее добраться домой.
Белла подумала минутку, а потом стала надевать туфли.
— Я провожу вас.
— Нет, нет, я сам.
— Вы не скоро выберетесь из наших лабиринтов.
— Выберусь.
— Я ведь лучше вас знаю. — В ее голосе появились решительные нотки: — Еще случится что-нибудь с вами. Мне не хочется за вас отвечать.
Они препирались несколько минут. А потом Белла вдруг предложила:
— Оставайтесь здесь. А я пойду к подруге. Это на первом этаже.
Он не ожидал такого поворота.
— Удобно ли это для вас? Белла усмехнулась.
— Наверно, нужно было подумать об этом раньше. Расстилая постель, Белла спросила, когда ему нужно вставать завтра.
— В семь, — сказал он.
Она завела будильник и ушла за ширму.
— Раздевайтесь.
Ему вдруг стало как-то не по себе. У него даже вспотели ладони. «А как же Петька? — подумал Стахов. — Он бог знает что может решить, когда узнает…»
— Вы легли? — спросила Белла из-за ширмы.
— Да.
— Тогда спокойной ночи. — Она выключила свет и вышла.
Облака над аэродромом
До полосы, скрытой от Стахова толстым слоем облаков, было около восьмидесяти километров, когда с летчиком связался по радио оператор системы слепой посадки. Эту систему в полку называли вожжами летчика. В шутку, конечно. Но в этих словах была доля истины.
Стахов ничего не видел перед собой, кроме серого хаотически двигавшегося месива облаков, а на аэродроме его видели — с помощью локаторов и все время напоминали, в каком направлении, с какой скоростью снижения лететь, чтобы приземлиться точно на полосу. В эти минуты летчик чем-то был похож на слепого, который не может сам найти дверей в свой дом, и ему подсказывают: прямо, прямо, теперь левее, опять прямо, направо и так далее. Но если ошибка слепого приведет к шишке на голове, то ошибка летчика окончилась бы тем, что он, как говорят с горькой иронией авиаторы, приземлился бы «на три метра ниже земли».
Через каждую тысячу метров он докладывал о своей высоте и получал команды, с какой вертикальной скоростью ему снижаться.
Со всех сторон старшего лейтенанта по-прежнему окружали облака. Не видно было даже концов крыльев. Все внимание Юрий сосредоточил на авиагоризонте, высотомере, приборе скорости и указателе курса. Они были его глазами, помогали увидеть то, что он не видел сам. Летчик знал: сейчас главное не растеряться, четко и быстро выполнять команды тех, кто следил за ним на земле. Стахов представил на мгновение темное, душноватое помещение аппаратной и руководителя посадки, то и дело звонившего операторам посадочного радиолокатора. Руководитель подсказывал, как лучше управлять антеннами. Летчик шел с отклонением от курса влево на десять градусов. Тотчас же руководитель посадки передал Стахову:
— Вправо десять.
