— Выполняю. — Юрий стал разворачивать самолет.
Руководитель посадки внимательно следил, чтобы светлая отметка двигалась точно по начерченной на экране, линии глиссады. Это говорило о том, что летчик своевременно выполнил команды и снижался правильно.
— До дальней четыре, — сообщили ему.
Потом в наушниках шлемофона зазвенел звонок. На приборной доске беспокойно замигала сигнальная лампочка. Самолет проходил над дальней приводной радиостанцией. Стахову нельзя было мешкать ни секунды. Он переключил автоматический радиокомпас на ближний привод и начал плавное снижение.
Самолет вынырнул из облаков. Его словно вытряхнули оттуда. Впереди, в снежной сумятице, виднелись три тускло светящиеся точки: это были включены прожекторы. И больше ничего не видно, только снег с ожесточением хлестал по фонарю.
— Облака вниз пробил! — доложил Стахов, стараясь ни одним звуком не выдать волнения. — Полосы не вижу.
Снова слышен звонок, и мигает лампочка. Самолет проходил над ближней приводной радиостанцией.
В белой зыбкой глубине забрезжила серая бетонная полоса. На душе сразу стало веселее. «Теперь дома», — подумал Стахов и еще раз проверил поступательную скорость. Стал плавно прибирать газ.
— Пониже, пониже, — журчал в наушниках голос руководителя посадки. — Хорошо. Хорошо.
Самолет уже бежал по залитой светом полосе, терявшейся в снежной мгле.
— Парашют! — напомнили с СКП.
Стахов нажал кнопку, и сзади из-под стабилизатора выпало полотнище. Купол вмиг наполнился воздухом, и скорость на пробеге затормозилась.
Зарулив в карман, Стахов увидел стайку девчат возле ангара. Они приветливо махали ему руками.
Летчик улыбнулся, испытывая удовлетворение от удачно завершенного полета. Пока он еще не знал, что среди них Беллы не было.
Страница двадцатая
После ужина офицеры, сержанты и солдаты собираются в гарнизонном клубе на торжественный митинг. Здесь и жены военнослужащих, и гости с подшефной фабрики. Обстановка непринужденная, праздничная, и одеты все по-праздничному. На груди у военнослужащих — ордена и медали. У иных офицеров наград столько, что регалии спускаются по лацкану чуть ли не до ремня. В разговоре чаще слышатся не звания и фамилии, а имена и отчества. Все улыбаются, все шутят. Кажется, что в-клубе собралась одна очень большая, дружная семья.
На ярко освещенную сцену, где стоит стол президиума, убранный цветами, приглашают лучших, заслуженных людей полка, почетных гостей.
Под звуки духового оркестра на сцену выносят развернутое полковое Знамя. Около него — почетные часовые с автоматами в руках.
Майор Жеребов выступает с докладом. При этом он то и дело выходит из-за трибуны, она точно мешает ему, и совсем не заглядывает в бумажку. Замполит не забывает помянуть добрым словом еще совсем молодых солдат Скорохода и Бордюжу.
Пока Жеребов говорит, начальник штаба полка сооружает на столе президиума целую батарею из коробок, в которых, как всем уже известно, нагрудные знаки, медали и подарки.
На сцену вызывают старшину сверхсрочной службы Тузова. Одетый в новую парадную форму, старшина, позванивая регалиями, идет своей спокойной пружинистой походкой к столу президиума и под аплодисменты зала получает из рук командира медаль первой степени «За безупречную службу в Вооруженных Силах СССР» и удостоверение к ней — яркую красную книжечку. «Двадцать лет Тузов прослужил в армии, — мелькает в моей голове. — Это столько, сколько я живу на свете. Страшно подумать!»
— Старшина Тузов — самый старый ветеран нашей части, — говорит майор Жеребов, прикалывая к его груди серебряную медаль, на которой выгравирована и залита красной эмалью пятиконечная звезда.
И снова гремят аплодисменты. Когда они смолкают, старшина четко поворачивается к собравшимся в зале и, приложив руку к головному убору, чеканит:
— Служу Советскому Союзу!
Я смотрю на старшину и думаю о его прошлом и настоящем. У него, можно сказать, нет своей жизни. Его дом — это казарма. Он приходит сюда за пятнадцать минут до подъема, а то и раньше, и крутится в полку до отбоя. Его работу, наверно, не назовешь интересной — отправляет нас на завтрак, обед, ужин, отводит на аэродром, следит за чистотой в казарме, занимается ее ремонтом, получением имущества, проверкой оружия, составляет и согласовывает с командирами списки фамилий солдат и сержантов, идущих во внутренний и гарнизонный наряды, в банные дни меняет нам постельное и нательное белье. Иногда мне кажется, он похож на нашу домработницу тетю Нюшу.
Ко всему прочему Тузов хорошо знает материальную часть, сам много лет работал механиком, иначе он разве мог бы приспособиться к необычным условиям аэродромной службы, когда на дню меняется несколько раз распорядок дня, разве мог бы он найти общий язык с подчиненными, мог быть примером для всех.
Говорят, он потерял невесту во время войны на оккупированной фашистами территории и с тех пор ни на кого из женщин не мог смотреть. А теперь вот влюбился в Зину. И еще как влюбился! Может быть, Зина напоминает ему ту, которую немцы угнали в плен? А что? Я читал где-то, что так в жизни бывает.
Правда, Зина моложе его на тринадцать лет. Но эта разница почти не видна, потому что у Тузова спортивный вид. Впрочем, они ведь совсем разные люди. Вряд ли их что-то сможет объединить. Ну, да в жизни, наверно, встречаются еще и не такие контрасты.
Я пытаюсь представить себе совместную жизнь Тузова с Зиной, но уже в следующую минуту обрываю себя. Это не мое дело.
Такими же, как у Тузова, медалями, только второй и третьей степени, за пятнадцать и десять лет службы в армии награждаются мой техник Щербина и еще несколько офицеров. За капитана Щербину больше всего обрадовалась его жена. Она даже прослезилась, когда он, получив награду, вернулся на свое место и показал медаль.
Среди получивших нагрудные знаки «Отличник Военно-Воздушных Сил» и наш однокашник ефрейтор Скороход. «Может, когда-нибудь и я под гром аплодисментов поднимусь на залитую светом сцену, и командир полка крепко пожмет мне руку и вручит такой же значок», — мелькает в моей голове, когда Скороход подобно старшине чеканит на весь зал:
— Служу Советскому Союзу!
И губы мои помимо воли шепчут эти слова, и сердце сладко замирает от волнения.
Страница двадцать первая
После торжественной части перерыв. Подхожу к Скороходу и поздравляю с награждением.
— Я так рад за тебя, что ты даже представить не можешь, — говорю ему.
Идем с ним на сцену, где участники самодеятельности устанавливают декорацию. Скороход отвечает у нас за свето-шумовые эффекты.
Концерт задуман, как перекличка воинов разных поколений, отстаивавших свободу и независимость нашего государства. Уже первое выступление необычно и вызывает бурю аплодисментов. Только
