вспомнят. Все пусть вспомнят! Вот это и будет памятник Самсонову.
Я смотрел Светлане в глаза и видел, как в них просыпается жизнь. Какие-то лучики, которые позволяют надеяться на благополучный исход.
– Ведь письма до сих пор идут, – продолжал я. – Тысячи писем от родственников и знакомых наших будущих героев. И мы выберем себе того, кто станет героем последней программы. И никаких телефонных звонков с дурацким анекдотом про зоопарк и лошадь, никаких кошельков на веревочке! Мы придумаем сюжет в духе Самсонова. Такой, какой он стал бы снимать сам.
– Да! – сказала Светлана. – Мы сделаем эту программу!
Она порывисто и благодарно обняла меня. И я понял, как она одинока и беззащитна. Все, что ей осталось, – это память о Самсонове. С этим она проживет всю жизнь. Любой, кто попытается войти в ее сердце, будет вынужден довольствоваться непризовым местом. Потому что победителем в ее жизни был только Самсонов.
– Мы снова соберем всех наших, – сказала Светлана. – Я поговорю с Деминым. Кожемякин, думаю, тоже будет не против поучаствовать. Загорский…
Светлана запнулась и расширившимися глазами посмотрела на меня.
– Я думаю, эта проблема разрешится очень скоро, – сказал я. – Видимо, Алекперова все-таки дожмут и возьмут под стражу. Но раз он окажется виновным, то автоматически будет снято обвинение с Загорского и Альфреда выпустят.
– Ты так думаешь? – с надеждой спросила Светлана.
– Ну конечно! – убежденно ответил я.
Глава 42
Я оказался никудышным предсказателем. Все получилось с точностью до наоборот: Алекперова отпустили. Загорский остался за решеткой. Это было так же неожиданно, как проигрыш в игре, в которой ее устроители заранее гарантировали вам победу. Все окончилось пшиком. Большой обман.
Узнав удивительную новость, я тотчас позвонил Мартынову. Мне ответили, что его нет и неизвестно когда будет. У меня сложилось о нем впечатление как о большом лжеце. Я чувствовал себя ребенком, которого обманули взрослые.
Светлане объяснил, что наверняка случилась какая-то накладка и все в конце концов встанет на свои места. Я очень боялся, что она разочаруется и волшебные лучики в ее глазах погаснут, как это было еще пару дней назад. Ей виделось, что все будет как прежде. Она, я, Кожемякин, Демин и непременно Загорский. Загорский был преотличнейшим оператором, и именно он, по мысли Светланы, должен был участвовать в нашем последнем совместном проекте.
– Вот увидишь, его на днях отпустят, – пообещал я ей.
Она кивнула Мне в ответ, потому что очень хотела верить.
Я занимался письмами. Этих писем накопилось несколько мешков, и я, когда их увидел, не поверил, что можно когда-нибудь закончить их изучение. Как оказалось, Самсонов никогда не просматривал лично все приходящие в адрес программы послания. Это за него проделывали несколько студентов, которых он отбирал лично и которым полностью в этом вопросе доверял. Они отбирали самое, по их мнению, интересное, и это «интересное» составляло один или два процента от общей массы приходящих писем. Отобранные студентами послания передавались Самсонову, и вот эти письма он читал лично, выписывая подходящие кандидатуры для будущих сюжетов. Чем он руководствовался, никто не знал. Но его таинственный метод был безошибочен – он всегда попадал в точку.
– Он никогда не обсуждал со мной наших будущих героев, – сказала мне Светлана. – Даже когда мы были вместе. Всегда все делал сам. И у него это отлично получалось.
Я читал письма, и все они для меня были одинаковы. Я просто не представлял себе, как можно из этой скупой информации выудить то главное, что и приведет в конце концов к успеху.
– Все верно, – подтвердила Светлана. – Потому что кто пишет письма? Самые обычные люди. Кто-то хочет подзаработать денег, кто-то просто увидеть на экране близкого человека. Вот и пишут: «Есть у меня сын. Ему двадцать лет. Я мечтаю, чтобы его показали по телевизору». В лучшем случае прилагается фотография отпрыска. Но физиономия сама по себе еще ни о чем не говорит. Что он за человек? Насколько развит и каковы его пристрастия? Как поведет себя, попав в подстроенную нами ситуацию? Ничего этого из письма не выудишь. Выход, казалось бы, в том, чтобы встретиться с людьми, написавшими письма, но этих писем столько, что об этом и речи не может быть.
– Так где же выход? – спросил я.
– Не знаю. У Самсонова была дьявольская интуиция. Просто фантастический нюх на людей.
– Но он же от чего-то отталкивался. Может быть, подбирал типаж, а потом под этого человека придумывал сюжет? Или все обстояло наоборот? Сначала сценарий – потом уже конкретный человек.
– По-разному бывало, Женя. И так и этак.
Мы часами разбирали со Светланой почту, но так ни на ком конкретно не остановились. Светлана не выглядела ни разочарованной, ни утомленной, но я знал, что долго так продолжаться не может. Должен быть какой-то итог, иначе моя затея умрет, ни во что не воплотившись. Мы можем бесконечно долго читать эти письма, которые похожи одно на другое, словно во всех пишут об одном и том же человеке, но придет время, и надо будет сделать выбор. Когда я пришел к этой мысли, то понял, что должен сделать. Выдернул из мешка очередной конверт, пробежал глазами вложенное в него коротенькое письмо и задумчиво сказал:
– Посмотри-ка вот это, Светлана. Что-то в этом есть, мне кажется.
«Здравствуйте! Я вашу передачу люблю и с мужем ее смотрю. У вас там разные такие случаи, и я подумала, что вот бы с мужем моим такое! Он у меня чудной, и будет смешно, я вам его карточку высылаю, а если что, вы ее верните обязательно, потому что она одна такая, больше нету».
С фотографии смотрел потрепанный жизнью мужичок. Он, наверное, хотел выглядеть значительным и строгим и поэтому поджал губы, что придавало его лицу несколько комичный вид.
– Ну и что? – пожала плечами Светлана, ознакомившись с посланием. – Я таких за сегодня штук двести прочла.
Я, честно говоря, тоже. Но сдаваться я не намеревался.
– Ты посмотри на его лицо! – с жаром произнес я. – Нам лучший типаж не найти! Эти глаза! А эти поджатые губы! Ты разве не угадываешь его характер?
Я и сам тот характер не угадывал. Но мне очень хотелось, чтобы наше дело сдвинулось с мертвой точки. Этот дядька или кто-то другой – какая разница? Самсонов никогда не стремился к тому, чтобы участвующий в съемках программы человек все непременно делал точно по сценарию. Да, был сценарий, но ни разу Самсонов по ходу съемок не пытался подправить поведение героя. Он снимал события так, как они развивались, фиксировал естественную реакцию живого человека на предложенные тому условия. Снимал то, что на самом деле было в жизни. И это действительно смотрелось с интересом. Почему бы и нам не пойти по тому же пути? Хотя бы попытаться.
– Ну, давай попробуем, – сказала Светлана, словно услышав мои мысли.
В ее голосе я уловил нотки сомнения. Но сделал вид, что верю в успех.
Глава 43
По указанному на конверте адресу я отправился один. В Замоскворечье я не без труда нашел двухэтажный дом старой постройки, который смотрел на улицу давно не мытыми окнами. Квартира номер три была на втором этаже. Выкрашенная масляной краской дверь распахнулась едва ли не тотчас, стоило мне нажать кнопку звонка. Дородная женщина неопределенного возраста с прищуром всмотрелась в мое лицо.
– Вам кого?
Мне показалось, что она кого-то ждала. Но явно не меня.
– Мне нужна Козлова Вэ И, – ответил я, предварительно сверившись с данными на конверте.
– Я Козлова.
Наверное, именно такой она и должна была оказаться – отправительница того самого письма.
– Вы писали на телевидение?
Она всплеснула пухлыми руками и отступила на шаг:
– Ну конечно! Так вы с телевидения? Так то я вам писала! Про мужа своего!
