– Раньше – это когда?
– Ну, не раньше, – поправился я. – Позже… Или все-таки раньше… Ну, когда вы были Павлом Первым.
Он вздохнул. Сказал:
– И там ничего хорошего. Просто жуть!
Его можно было понять. Дважды изменить судьбу, и оба раза неудачно.
– Я назад хочу, – неожиданно сказал он.
– Куда именно?
– В Москву, в свою прежнюю жизнь, к Вере.
– Это будет, – пообещал я. – Пройдут века, вы родитесь, вас будут звать Виктором…
При упоминании своего имени он встрепенулся и с ожившей надеждой воззрился на меня.
– Я хочу туда сразу. Прямо сейчас.
– Нельзя.
– Почему?
Так капризничает маленький ребенок, который никак не может взять в толк, почему именно сегодня родители отказываются вести его в зоопарк.
– Нельзя, – повторил я скорбно и смежил веки.
Я хотел дать операторам возможность отснять погруженного в печальные размышления Виктора. Он заметно пригорюнился, и было видно, что эта новая жизнь ему совсем не нравится.
– Как глупо все получилось! – громко и с чувством произнес я.
Это был условный сигнал. Тут же загремели засовы, и в темницу вошли служивые люди. Тот, что был у них за главного, ткнул в меня пальцем:
– Этот!
Я оглянулся на Виктора. Он смотрел на меня с ужасом и печалью. Так смотрят на раздавленного бетонной плитой человека. Только что был жив, шутил и смеялся – и вот его уже нет с нами.
– Прощай! – сказал я с надрывом. – Уж больше не свидимся!
Мне заломили руки и поволокли к выходу. Было больно, и я очень правдоподобно завопил:
– Сатрапы! Убийцы!
Так в моем представлении должен был вести себя человек, уводимый на казнь.
Меня выволокли из темницы, дверь за моей спиной захлопнулась, и меня тотчас отпустили. Высвободившись, я пятерней ухватил подбородок одного из своих мучителей и с силой толкнул его. Он устоял на ногах и беззвучно рассмеялся.
Тетю Веру уже доставили на киностудию. Она сидела в гримерной и нервно обмахивалась кружевным платком. Я, как был, в «крови», ввалился в гримерную, и тетя Вера едва не потеряла сознание. Только теперь я понял свою оплошность.
– А, пустяки! – Я улыбнулся гостье. – Краска!
Она ответила улыбкой испуганного человека.
– Все в порядке, – доложил я. – Уже заканчиваем.
– Как Виктор?
– Он молодец. Держится отлично.
Мы прошли в съемочный павильон. Там было сумрачно, по полу змеились кабели. Тетя Вера вцепилась в мою «окровавленную» рубашку и держалась так крепко, будто боялась затеряться в этом незнакомом ей мире. Я красноречиво приложил палец к губам, требуя абсолютной тишины, и мы подошли к оператору, который сквозь неширокую щель снимал происходящее в «темнице». Тетя Вера заглянула внутрь, и ее глаза округлились. Истерзанные стрельцы лежали вповалку на полу, и среди них был ее муж. Она обеспокоенно посмотрела на меня, но я изобразил самую широкую и добродушную улыбку, на которую только был способен.
А действо тем временем стремительно катилось к завершению. Загримированный под стрельца гипнотизер перевалился на бок и теперь лежал на моем месте, рядом с Виктором.
– Слышь! – сказал хрипло гипнотизер. – Тебе бежать надо. Иначе на кол посадят.
Виктор встрепенулся.
– Я слышал, что тебе тот парень говорил, – продолжал гипнотизер. – Врал он все. Можно назад вернуться, только надо знать – как.
– А ты знаешь? – с надеждой осведомился Виктор.
– Ну конечно.
Виктора не пришлось долго уговаривать. Через пару минут он уже отключился. Дело было сделано.
– Идемте, – сказал я тете Вере.
Мы обогнули громоздящиеся посреди павильона декорации. Навстречу нам на носилках несли Виктора. Этот момент мы, конечно, не продумали. Бесчувственный человек в окровавленных одеждах, да еще на медицинских носилках – невыносимое зрелище для любящей женщины. Тетя Вера охнула и метнулась к страдальцу. Я перехватил ее на полпути и ласково сказал:
– Да это же краска на нем!
Тетя Вера закивала, но по ее глазам было видно, что верит она не до конца. Вот-вот мог разразиться скандал.
– Сейчас он проснется, – сказал я. – И вы его обнимете. Хорошо?
Она покорно кивнула. Виктора принесли на носилках к павильону, где был оборудован «секретный научный центр». Я не отпускал от себя тетю Веру, непрерывно бормоча ей что-то успокаивающее. Мы не спеша, под руку дошли с ней до павильона. Строгие гримерши торопливо смывали с лица Виктора грим. Демин стоял рядом, держа в руках одежду Виктора. Увидев эту картину, тетя Вера всплеснула руками и счастливо засмеялась.
– Вот видите, – сказал я. – Никакого обмана!
Я подозвал Демина и попросил побыть его с женщиной, опасаясь оставлять ее без присмотра, а сам ушел.
Светлана на прощание показала мне большой палец. Значит, все прошло отлично.
С Виктором управились очень быстро. Демин распорядился поместить его в кресло, в котором он и начинал свое беспримерное путешествие во времени, после чего из «секретного научного центра» были удалены все посторонние. Там оставались только Виктор, его жена, гипнотизер и статисты в белых халатах.
– Операторы! – крикнул Демин.
– Готовы!
– Звук!
– Есть звук! – отозвалась Светлана.
– Начали!
Гипнотизер подступился к Виктору. Тот пришел в себя очень быстро. Поскольку он полулежал в кресле, то первое, что увидел, – начертанные на потолке таинственные письмена. Виктор всматривался в них, будто пытался прочесть написанное, и когда ему это не удалось, повернув голову, увидел разноцветье мигающих лампочек, забеспокоился и приподнялся в кресле. И тут увидел свою Веру. Невозможно описать происшедшее в дальнейшем.
Наш герой буквально взвыл, бросился к тете Вере и упал на ее широкую грудь. Он был похож на мальчишку, после долгой разлуки получившего возможность припасть к материнской груди. Он лепетал что- то нечленораздельное, и тетя Вера, нежно поглаживая его по волосам, все прекрасно понимала – сердцем. Он жаловался ей на то, как плохо и страшно ему было без нее. Еще говорил, что был не прав, решившись переместиться в прошлое, не только не забрав ее с собой, но даже не предупредив ни о чем. И клялся никогда больше такого не делать.
Открылась дверь, тетя Вера подняла голову и замерла. Почувствовав, что что-то происходит, обернулся и Виктор – да так и застыл с раскрытым ртом.
Перед ним стоял Самсонов – собственной персоной. Он улыбнулся приветливой улыбкой всепонимающего человека и сказал:
– Мы часто недовольны жизнью, которой живем. Где-то там, далеко, – он показал рукой, – есть жизнь,
