Демин молча поднялся и вышел на балкон. Оставаться здесь я больше не мог.
– Прощай, – сказал я, поднимаясь.
Светлана тоже встала. Она не пыталась меня удержать, но я видел, что ей это дается с немалым трудом. Но у дверей она не выдержала. Развернула меня и обняла, прижавшись всем телом.
– Как глупо все в мире устроено! – прошептала она.
Я был совершенно согласен.
– У меня в голове не укладывается то, что ты сказал. Наверное, время какое-то должно пройти. Но все равно спасибо тебе.
– За что? – опешил я, совершенно не ожидая от нее благодарности.
– За все. И не вспоминай о нас плохо.
– И вы обо мне – тоже, – попросил я.
Она кивнула и поцеловала меня – совсем по-матерински.
– Когда ты уезжаешь? Завтра?
– Возможно, что и завтра. Или чуть позже. У меня кое-какие дела в Москве.
– Увидимся когда-нибудь?
– Обязательно! – уверенно ответил я. – Я приеду на суд.
Она вспомнила о Кожемякине и обо всем, что было связано с этим человеком. Лицо ее стало строгим.
– Да, – подтвердила Светлана. – На суде!
Слова прозвучали очень жестко. Она еще хочет взглянуть в глаза убийце, понял я.
– До свидания, – сказал я.
– До свидания.
Я вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице. Замок на двери квартиры не защелкнулся, пока я не спустился на первый этаж.
День или два – и я уеду. Вот только решу свои дела в Москве – те самые, о которых я говорил Светлане. Эти дела были связаны с Мариной. Потому что я уже понял, что никуда без нее не уеду.
Глава 49
Утром я отправился к Боброву – своему московскому куратору.
– Приехал прощаться, – объявил я. – Уезжаю.
– А Мартынов? Он просил о помощи.
– Дело сделано. Больше я здесь не нужен.
Бобров вышел из-за своего широченного стола и устроился на стуле напротив меня, демонстрируя, что никакой он мне сейчас не начальник.
– Вот командировка тебе выдалась, да? – произнес он, сочувственно глядя на меня.
Я пожал плечами.
– Привыкай, – сказал Бобров. – Оно только кажется, что вся наша жизнь – сплошные бумажки. А на самом деле всякое случается.
Он совсем не был похож на супермена. Обычный бухгалтер. Толстенький, и пальцы сардельками. И все- таки я ему верил, потому что сам попал в переплет. Ехал в Москву и представить себе не мог, что события будут развиваться столь неожиданным и неприятным образом.
– Ты молодец! – оценил мою работу Бобров. – Я подготовлю на тебя докладную, поставлю вопрос о поощрении.
– Не надо, – поморщился я.
– Что значит – не надо? Это всегда начальство решает!
– Я буду уходить из полиции.
Надо было видеть, как вытянулось его лицо.
Обычно круглое, оно приобрело форму эллипса. Смотрел на меня и молчал. Наверное, думал, что ослышался.
– Не буду служить, – развеял я его последние сомнения.
– Почему?
– Не хочу.
Такого оборота дела Бобров совсем не ожидал. Даже растерялся.
– Если бы не история с Самсоновым, все, наверное, было бы по-другому. Я бы служил и дальше, и никаких вопросов бы не было. Но все пошло так, как пошло. И теперь я хочу оставить службу.
Бобров, как мне казалось, все еще ничего не понимал.
– Я пришел в самсоновскую группу и считал, что поступаю правильно. Но потом что-то изменилось. Во мне, в моих отношениях с ними. Я не мог ходить и подглядывать, подслушивать. Мне вдруг показалось, что это так мерзко – то, чем я занимаюсь.
Вот тут Боброва прорвало.
– Ты выполнял свой долг! – жестко произнес он. – Защищал интересы государства! Самсонов нарушил закон и, если бы не погиб, ответил бы за это!
– А он и так ответил, – сказал я. – И заплатил такую цену, выше которой уже нет!
Бобров захлебнулся и завращал глазами.
– Ты на государственной службе! – сказал он после паузы, собравшись с мыслями. – И если где-то непорядок, если кто-то преступил закон…
– Знаете, если закон преступит мой отец или мой брат – я никогда их не выдам.
– Но Самсонов не брат тебе! И не отец! – воскликнул Бобров.
– Не брат, – согласился я. – И не отец. Но я преклоняюсь перед ним.
Бобров вскочил и, обежав стол, плюхнулся в свое начальственное кресло. Теперь нас разделял стол. И не только он. Что-то изменилось, я это почувствовал.
– Это у тебя пройдет, – сухо пообещал Бобров. – Выветрится. Я думал, что ты достаточно взрослый человек, но у тебя в голове еще гуляет ветер. К тому же, когда Мартынов попросил тебя пошпионить за твоими… э-э… друзьями, ты немедленно согласился и остался в Москве, хотя Самсонов был уже мертв и делать тебе здесь было нечего.
– А я потому и остался, что Самсонов погиб, – мрачно доложил я. – Потому что хотел этого гада… эту мразь… – У меня сами собой сжались кулаки. – И если бы меня в тот раз не оттащили, я вот этими руками убил бы Кожемякина!
Я хотел сказать ему, что выполнял свой долг. Перед Самсоновым, перед ребятами и перед самим собой. Но он вряд ли бы понял – я уже видел, что мы с ним говорили на разных языках. Мне не хотелось завершать нашу встречу на такой ноте.
– Не подумайте, что я против вас и той работы, которую вы выполняете, – сказал я. – Но лично я этим заниматься не буду.
– Что ж, тебе решать, – хмуро ответил Бобров.
Он не напишет докладную. И меня не наградят.
Но сейчас это волновало меня меньше всего.
– Я задержусь в Москве на денек. Кому при отъезде сдать ключ от квартиры?
– В восемнадцатый кабинет, – буркнул Бобров и придвинул к себе бумаги, показывая, что очень занят.
Он даже не подал мне руки при расставании. Наверное, сильно на меня обиделся.
Я вышел в приемную. И вдруг из кабинета выскочил Бобров:
– Постой-ка! – Он подошел ко мне, обнял и сказал: – И все равно тебе спасибо! Ты нам здорово помог. – Взял меня за плечи и легонько встряхнул. – А то, что ты сейчас сказал, чепуха. Ты уж мне поверь. Все перемелется. Просто ты еще не повзрослел.
– Я уже давно взрослый, – буркнул я. – Просто никто этого не замечает.
Глава 50
Я позвонил Мартынову, чтобы проститься.
– Куда ты запропастился? – почему-то недружелюбно осведомился он. – Разыскиваю тебя с самого утра.
– Я был у своего куратора, у Боброва. Прощался.
