— За что, Билли?
— Точно не знаю. Наверное, за то, что встречаюсь с Келли. Еще сказали, что бы вы ни делали, а мне все равно придется отправиться в тюрьму. Я слышал, что вас даже не пустят на слушание дела.
— Ну это мы еще посмотрим. Сколько ты не досидел?
— Десять месяцев.
— Примерно столько же у них осталось, чтобы закончить дело.
— Они, наверное, решили, что, если снова упекут меня за решетку, я стану на них работать. Очень уж им не хочется, чтобы я давал против них показания.
— Без твоих показаний, — согласился я, — нельзя доказать, что они подсунули нам шпиона, представить присяжным записи разговоров с Эрлом Уилером. Я позвоню и узнаю насчет слушания твоего дела.
Мой звонок подтвердил сведения, полученные Билли. На слушание его дела адвокат допущен не будет. Я немедленно подал иск в верховный суд штата Массачусетс, чтобы не допустить ситуацию, когда адвокату не позволяют присутствовать на слушании дела, которое может стоить его подзащитному свободы. В свое время Верховный суд США вынес решение, что любой человек, оказавшийся в подобной ситуации, имеет право на помощь адвоката, и, думаю, по делу Билли А. он решил бы то же самое.
Но Билли не стал дожидаться и выяснять. Он не явился на слушание. Больше я никогда его не видел, и по сей день не имею ни малейшего представления, жив Билли А. или умер.
К весне 1967 года у почтовиков сложилась критическая ситуация. Срок окончания следствия истекал 14 августа. Если к этому времени не будет готово обвинительное заключение, делом до 1972 года должны будут заниматься федеральные власти, но вряд ли им захочется расхлебывать ту кашу, которую заварили почтовые власти.
В июле стало известно, что большое жюри рассматривает материалы по делу о Плимутском почтовом ограблении. Келли, Ричардс и Диафарио спрашивали у меня, что будет дальше. Я считал, что власти просто хотят соблюсти форму. Будет объявлено, что большое жюри вынесло решение не передавать дело в суд, а отправить его на доследование. Кроме этого сообщат, что федеральные власти в течение следующих пяти лет будут тесно сотрудничать с властями штата в поисках виновных. Это позволит почтовикам уйти в тень, и дело тихо умрет своей смертью.
Я ошибался.
30 июля я услышал, что Келли, Ричардсу и Диафарио предъявлено обвинение. Я поспешил к себе в контору, объявил всем ночной аврал и попросил разыскать Джо Боллиро.
Джо, один из лучших адвокатов штата, ведущих уголовные дела, должен был представлять интересы Санни Диафарио. Когда его отыскали в соседнем ресторанчике, он согласился встретиться со мной и присутствовать при вручении обвинительного заключения. Я позвонил Чарли Бейкеру, поручителю, дающему деньги для внесения залога, прихватил Боллиро, и мы отправились.
— Скажи Санни и Келли, — велел я Берни Кенски, одному из моих сотрудников, — чтобы позвонили мне в комиссариат.
— Тебе нужен не Санни, а Пэт, — ответил Берни.
— Ты шутишь?
— Нет, по радио уже несколько раз передавали: Джек Келли, Том Ричардс и миссис Патриция Диафарио. Санни обвинение не предъявлено.
В кабинете комиссара Фаррела я спросил Пола Маркхэма, который должен был поддерживать обвинение, как он посмотрит на то, чтобы оставить всех троих на свободе под залог.
— Думаю, по двадцать пять тысяч за каждого из мужчин и пять тысяч за миссис Диафарио будет достаточно.
Если учитывать размеры похищенного, это было немного. Возможно, Маркхэм опасался, что мы станем добиваться решения о снижении суммы залога. Или сообразил, что раз уж Келли и Ричардс за пять лет никуда не девались, будет трудно убедить судью, что теперь они вдруг намерены сбежать.
Через полчаса появились Келли с Пэт, и их залог был оформлен. Келли был спокоен, но не преминул съязвить по поводу моих слов, что, мол, обвинение предъявлено не будет. Пэт была в слезах.
— Это какое-то сумасшествие, — рыдала она. — Боже, что я скажу детям? Надо немедленно предъявить кому-нибудь иск!
К сожалению, она могла только защищаться. И те, кто обвинил ее, и большое жюри, вынесшее решение передать дело в суд, были неуязвимы. Самое большее, на что она могла надеяться, это на оправдание.
В тот вечер, по дороге в контору, Джек Келли спросил, что, по-моему, будет дальше.
— Думаю, мне лучше держать свое мнение при себе. Один раз я уже ошибся.
— Ну, ничего, — сказал Келли, — ты молодой, еще не раз ошибешься. Держись за меня, я сделаю из тебя настоящего адвоката.
По тому, как Чарлз Вызански, сидя в судейском кресле, смотрел сквозь стекла очков (а чаще — поверх них), можно было заранее сказать, какое он вынесет решение. Судье Вызански поручили рассматривать дело о Великом плимутском почтовом ограблении, поскольку он много лет был председателем бостонского федерального суда. Нам, можно сказать, повезло — судей такого типа надо охранять как национальное достояние.
При вручении обвинительного заключения мы с Джо Боллиро заявили ходатайство об отмене решения о передаче дела в суд, поскольку власти преднамеренно и незаконно затягивали своевременное принятие такого решения. Вызански отложил рассмотрение этого вопроса до суда, когда обвинение изложит свои доводы. Однако он дал защите редкую возможность, которая должна бы быть ежедневной и повсеместной практикой, — приказал Полу Маркхэму представить нам копию свидетельских показаний, на основании которых было вынесено решение большого жюри, чтобы мы могли ознакомиться с причинами такой задержки.
После этого мы почти с сожалением подали ходатайство о перенесении слушания дела в другой округ. Все, что происходило в течение этих пяти лет, не могло не вызвать неприязни публики к почтовым властям, но, с другой стороны, имена Келли и Ричардса были уже тесно связаны с ограблением. Надежнее было бы выбрать для суда другое место.
Судья Вызански взглянул на представленные нами вырезки из газет и тут же вынес решение.
— Суд отдает себе отчет в сложившейся ситуации, — сказал он. — Нужно быть Рипом Ван Винклем или его наследником, чтобы не знать о том, что радио, телевидение, газеты и другие средства массовой информации широко освещали это событие — не только сразу после ограбления, но и по сей день. Я удовлетворяю ходатайство о рассмотрении дела в другом округе. Оно будет перенесено в Сан-Франциско, округ Северная Калифорния.
Это был самый далекий перенос дела за всю историю американской юриспруденции.
Хотя наше совещание и было закрытым, пресса тут же пронюхала об этом решении. В ответ на вопросы репортеров Джек Келли заметил, что путешествие в Калифорнию — штука, конечно, хорошая, но он не знает, где раздобыть на него денег для себя и своих свидетелей.
На следующий день судья Вызански узнал об этих словах Келли и вызвал нас снова. Он сказал, что, учитывая большие расходы, согласен перенести дело в Нью-Йорк. Мы с Джо приняли это предложение, но с одним условием.
— Ваша честь, — ответил я, — обвиняемые согласны, но только в том случае, если в Нью-Йорке дело будете рассматривать вы.
На следующий день нам пришлось собраться еще раз.
— По неясным для меня причинам, — сообщил судья Вызански, — в Нью-Йорке дело слушаться может только под председательством другого судьи. Я говорю об этом в связи со вчерашним условием, поставленным защитой. Теперь слово за обвиняемыми. Жду вашего решения в понедельник.
Мы с Джо чувствовали, что вопрос о месте слушания надо решать, не доводя дело до присяжных. Мы понимали, что если бы судья Вызански считал необходимым, то сам отказался бы от дела. Может случиться, что другой судья не будет таким сильным.
Я подал пространное заявление с отказом от ходатайства о передаче дела в другой округ. Я написал,
