– Какую лошадку?
– Серую в яблоках. Которая немножко плачет…
Маша затаила дыхание. Она чувствовала, что наступил какой-то очень важный момент разговора, хотя и не могла сообразить, какой смысл тут имеет лошадка. Допустим, лошадка была, но ее поглотил один из провалов. Признать, что с ней происходит что-то патологическое, значило, быть может, отказаться от конкурса вообще.
– Да, – сказала Маша.
– Что значит – да?
– Да, – спокойно подтвердила она. – Серая в яблоках лошадка.
– Ты ее хорошо помнишь? – в голосе абонента неожиданно прозвучала фамильярность.
Маша оторопела.
– Разве мы с вами на «ты»? – холодно спросила она.
Слишком уж ей был известен этот тон спонсоров, инвесторов, «покровителей»… В конце концов, пусть идет к черту и Буров, и его конкурс. Не позволит она с собой так разговаривать.
– Ох, простите! – донеслось из трубки. – Много работы, много лиц. Я, признаться, не помню, с кем из девушек я на «ты», с кем – на «вы». Забудьте этот инцидент.
И Буров прервал разговор.
Послание принес местный курьер: большой конверт дожидался ее на столе театральной проходной. В конверте была расписанная золотыми узорами открытка (официальное приглашение), билет на самолет до Москвы, взятый по ее паспортным данным, вырезка из газеты с информационной статьей о конкурсе имени Афродиты, да еще какая-то памятка с анкетой.
Заглянув в открытку, Маша вздрогнула: силуэт греческой богини вызвал у нее безотчетный страх. Маша задумчиво просмотрела анкету, похлопывая себя сложенной открыткой по щеке.
Обыкновенные вопросы: дата и место рождения, образование, прописка – все это, вместе со статьей в газете, успокоило ее.
Почему они оба думают, что с ней что-то сделали именно в Москве, именно люди, заправлявшие конкурсом? Какое отношение они могут иметь к Дарье, ее смерти, ко всему, что происходит последнее время лично с ней, с Марией Белой? Может быть, все это – лишь ее иллюзия, совпадение во времени двух независимых историй…
Конкурс так конкурс, и надо лететь – кто знает, будет ли в ее жизни еще один шанс перебраться в столицу? Самое грустное в нашей жизни – это упущенные возможности, как сказал в каком-то фильме Вуди Аллен…
В своей победе Маша не сомневалась. Сыграть «мисс Афродиту» не сложнее, чем фею Виллину или куклу Суок. Уж она и пройдет, как надо, по сцене, и хорошие манеры на пять баллов изобразит. И спляшет, и споет. Внешность подошла, а остальное – дело ума и таланта. Вряд ли организаторы конкурса, набирающие девчонок интернетом, отдают себе отчет в том, на что способна настоящая актриса…
Маша уже чувствовала себя победительницей, столичной топ-моделью, у которой отбоя нет от заказов на съемки.
Рекламные ролики. Путешествия. Со временем, конечно – какой-нибудь московский театр, ведь настоящая ее специальность – драматическая актриса, и отказываться от нее она не собирается. Лишь бы встать на ноги. Вот только – Родион…
А что – Родион? Что ему мешает тоже перебраться в Москву? Работу он, конечно, сразу не найдет, но ведь вскоре и у нее самой появятся определенные связи…
Родион рассеянно рассмотрел содержимое конверта.
– Ну и? Что ты об этом думаешь?
– Ничего я пока не думаю, – сказал он. – Просто лечу с тобой.
Самолет был полупустым, и они нашли места в передней части салона, чтобы крыло не заслоняло вид. Пусть они летят в неизвестность, и непонятно, что может с ними случиться, но этого ослепительного зрелища еще никто не отменил.
Маша сидела у окна, а Родион крепко прижался к ней плечом, вытянув шею к иллюминатору. Оба были радостно возбуждены на взлете: внизу разворачивалась сизая наклонная земля – с мостом через речку Сок, который они только что проехали по пути в аэропорт, с отраженным солнцем, скользящим по матовой, будто стеклянной Волге… Самолет набрал высоту, в иллюминаторе поплыли ослепительные облачные горы. Внезапно Родион потерял интерес к пейзажу, что-то всерьез беспокоило его.
– Дай-ка мне еще раз посмотреть приглашение, – попросил он.
Маша достала из сумочки конверт и бросила ему в руки. Несколько минут Родион внимательно рассматривал документы, вдруг нахмурился.
– Смотри! – показал он пальцем какое-то место на развороте открытки.
Маша увидела маленькую неправильную звездочку между строк.
– Ну и что? – недоуменно сказала она.
– А теперь сюда, – Родион ткнул в анкету.
Точно такая же звездочка, только черная, в отличие от синей, на открытке.
– Но, главное – это здесь! – Родион показал ей газетную вырезку, где тоже была звездочка.
Маша не могла понять, почему он так озадачен, даже испуган.
– Что в этом такого? – сказала она. – Ты хочешь сказать, что этот знак имеет какой-то тайный смысл?
– Никакого. Это просто дефект печати.
– Тогда почему… Ой! – Маша вдруг все поняла, и ее тоже бросило в дрожь, впрочем, наверное, это просто качнуло самолет…
– Дело в том, что и открытка, и анкета, и газетная вырезка – все эти бумаги были напечатаны на одном и том же принтере, – сказал Родион.
С минуту оба молчали, переваривая свое открытие.
Никакого конкурса не существует – газета фальшивая. Они летят в этом самолете, непонятно куда и к кому. Ловушка захлопнулась вместе с герметической дверью лайнера.
– В памятке сказано, что меня будут встречать… – с отчаяньем проговорила Маша. – Не могу же я заявить, что поеду своим ходом?
– Не можешь. Но и садиться в машину – тоже нельзя.
– Попрошусь в туалет и сбегу.
– Только и остается. Глупо, однако…
Родион опять просмотрел бумаги.
– Да, все на одном принтере, который исправно печатает одну и ту же звезду. Но это еще не доказывает подлога, не полностью доказывает. Газета может быть подлинной, они сканировали ее, а потом распечатали. Это же сделать дешевле, чем разослать пачку настоящих газет. Хотя, конечно, в таком случае, удобнее использовать ксерокс. Непонятно.
Маша помолчала.
– Какой же я буду выглядеть дурой, если сбегу в аэропорту!
– Выглядеть… – задумчиво повторил Родион. – А ведь ты можешь выглядеть…
Он смерил ее странным, будто оценивающим взглядом.
– Театрального грима у тебя с собой, конечно же, нет.
– Конечно же, есть, – в тон ему ответила Маша.
Еще бы, готовясь к выступлениям на сцене в ходе конкурса красоты, она бы не захватила с собой грим!
Маша вернулась в салон, переступила через ноги Родиона, опустив голову, и, только усевшись на свое место у окна, обратила к нему свое лицо. Родион с удивлением смотрел на свою невесту: наверное, ему казалось, что у этой новой женщины от Маши осталась одна лишь одежда.
– Если бы еще добавить к образу свет! – воскликнул он, – тогда и род…
Он осекся, Маша поняла, он хотел сказать «родная мама не узнает», но сообразил, что это запрещенная шутка.
Трюк, проделанный Машей в туалете самолета, был на уровне первого курса. Волосы стянуты резинкой,
