— Он не знает, куда мы едем!.. Какой невежа!.. Стыдно, молодой человек!
— Отдайте его мне, — высокомерно произнесла поверх голов дама в короне из сосулек — чего тут скрывать, Снежная Королева.
Я лихорадочно достал билет. Не нем было напечатано, не помню, на каком языке, а скорее всего, на моем родном: «Поезд Х.-К. АНДЕРСЕН. Копенгаген — далее везде».
— Везде? — растерянно поднял я голову. Трубочист весело кивнул. Неужели?.. — я затаил дыхание.
— Да, малыш. Весь мир!
Я даже не обратил внимание на странное «малыш», настолько был поражен.
А весь вагон продолжал мной возмущаться.
— Может, он едет зайцем? — выкрикнул советник в долгополом сюртуке. — Эй, кондуктор!
По проходу тут же проворно подбежала ко мне большая усатая крыса с качающимся в лапе фонарем.
— Паспорт? Давай паспорт! — проскрипела она.
— Лучше проверьте, есть ли у него билет? — опять гаркнул советник.
— Есть! — звонко выкрикнул я и поднял вверх синий листочек.
Все притихли. А трубочист примирительно сказал:
— Друзья, вы должны его простить…
— Он еще маленький! — подхватила, вскочив в конце вагона, пастушка.
И неожиданно увидела моего соседа. Тоже увидев ее, он медленно встал:
— Пастушка!
— Трубочист!
Забыв обо всем, они кинулись друг к другу.
— Да-да… Он еще маленький, — закивали колдуньи и волшебники, короли и приближенные, дамы и господа, крестьяне и горожане, солдаты и чиновники. — Он действительно маленький.
— Я? — Меня возмутило, как давным-давно, шести лет, когда я впервые научился читать, играть в футбол и поэтому считал себя вполне взрослым. — Я? Маленький?!
Два пажа принесли и поставили передо мной большое зеркало в золотой раме. На меня, моргая, глядел из него мальчик, которого я помню только по старым фотографиям, в кожаных тапочках, синих спортивных трусах до колен, майке с большой буквой «Д» и в расстегнутой спортивной курточке. Это был именно я — шести лет.
Я смотрел на себя, а в зеркале мелькали заоконные отражения больших и малых городов, поселков и деревень: Рим — Милан — Лейпциг — Киев — Березовка — Усмань — Париж… Проплыл и мой Курс с известным вокзалом… И повсюду толпы весело кричащих, размахивающих руками и книжками мальчишек- девчонок!
У меня закружилась голова. В зеркале начали тесниться вскочившие гномы, карлики, ведьмы, злодеи — мне стало страшно. Оттолкнув зеркало, я бросился к выходу.
— Держи его! — залихватски засвистела маленькая разбойница.
— Лови! Хватай! — топала за мной шайка зловещих разбойников.
Не помню, как я отворил в тамбуре дверь — трубочист пытался остановить меня — и соскочил на ходу.
…Я стоял у рельсов, смотрел на одинокий фонарь вокзальчика и никак не мог понять, что со мной случилось. Наваждение?.. Я даже не понимал: еще только иду туда или уже возвращаюсь.
Почти невесомо, ни разу не споткнувшись о шпалы, я подошел и поднялся по ступенькам, вылезая из тумана, как из воды, на платформу с причудливыми, похожими на металлические цветы фонарями. Лишь один из них светился вполнакала. Я прошел мимо зеленых скамеек — даже в темноте чувствовалось, что они зеленые, — мимо невысокого железного столбика, сработанного под дерево с отпиленными сучками; на нем был укреплен колокол с веревочкой — он отсвечивал медью от фонаря…
Двери вокзальчика с пыльными узорными стеклами были крепко заперты. За ними стояла кромешная темнота.
Я вернулся к колоколу. Мне вдруг по-мальчишески захотелось дернуть за язычок.
Тусклый звон проплыл по перрону и утонул в тумане…
Я отпустил веревочку, постоял в тишине и побрел обратно.
Только наутро я хватился своего обручального кольца. Потерял! Напрасно при свете дня повторил я внимательно путь к вокзальчику и обратно — кольцо как в воду кануло.
Уже в Москве, вешая в шкаф куртку, я обнаружил в кармане размочаленный синий комочек. Что это? Кажется, какой-то бывший билет, но куда? В знаменитую Глиптотеку — музей, где собраны скульптура и живопись разных стран, — или в обычную киношку, или?.. Кто знает…
Моя жена Ира очень расстраивалась, что я посеял кольцо. Считается, плохая примета. Но однажды мне ни с того ни с сего пришла небольшая посылочка из Копенгагена. В ней — тщательно упакованное, сначала в стружку, затем в вату и наконец завернутое в бумажный листок, было… утерянное кольцо! Пришлось еще и на почте объясняться, что это не контрабанда, а мое собственное, обручальное — глядите все, как оно на мой палец впору! Да и по таможенной декларации легко справиться: уходил в плаванье с золотым кольцом, а вернулся — без.
— Наверное, в отеле забыл, — сказал я, — а они меня разыскали по адресу, оставленному в гостиничной книге.
Ни в каком отеле я, конечно, не был, мы жили на корабле. Но не мог же я заявить, что кольцо у меня украла маленькая разбойница, когда вроде бы по инерции повалилась в вагоне (ведь я внезапно обнаружил то, чего на почте никто не заметил!).
Странно, что ни обратного адреса на конверте — ничего. Только почтовые штемпели. Лишь на том белоснежном листке, в который и было под конец завернуто злополучное кольцо, оказалось в уголке пятнышко сажи.
ПОЕДИНОК
— Спасите меня, сэр синьор! — лихорадочно обратилась ко мне на английском молоденькая венецианка.
Местных уроженок легко узнать по певучему выговору и врожденной грации так же, как изящную гондолу всегда отличишь от обычной плоскодонки. И даже акцент у нее был мягкий, не то что мое курское произношение. Хотя во всем остальном мой Курск… Ну, ладно!
Она, очевидно, приняла меня за англичанина. У нас только что состоялся в траттории «Лагуна» дружеский ужин с коллегами — английскими матросами, работавшими тоже на своем океанографическом судне, и мы обменялись памятными сувенирами: лично я приколол британскому матросу к тельнику значок «Почетный донор» (другого под рукой не оказалось, все раздал), а взамен получил на лацкан пиджака пластмассовый кругляшок со светящейся надписью: «Долой Маргарет Тэтчер!» Затем наши во главе с боцманом Нестерчуком отправились на площадь Сан-Марко; я шел позади, тут-то на меня и вылетела прекрасная незнакомка.
Не успел ей ответить, что хоть я никакой не сэр и вовсе не синьор, но тем не менее она всегда может запросто рассчитывать на помощь русского водолаза, как из темного каменного переулочка возник человек в черном костюме. Он пронзительно взглянул на девушку, и она, тихо всхлипывая, сразу заторопилась к нему.
Я двинулся было за ней, но человек в черном выступил вперед и преградил дорогу. Надобно бы описать его примечательную внешность. Так и хочется начать с «О».
О, это был особенный человек! На его сорокалетнем, в мелких морщинках-сжатиках лице неподвижно выделялись решительные, волевые глаза.
— Не ходите за нами. Не советую, — размеренно произнес он тоже по-английски. Видимо, и его ввел
