телефона? Я что, нахожусь в тюрьме?
Пинто пожал плечами.
— Мистер Кэд, было бы опрометчиво ставить здесь телефон. Мы лечим людей, а больные, как правило, не имеют необходимости пользоваться телефоном.
— Сколько вы еще собираетесь держать меня здесь?
— Еще дней восемь.
— Это мне слишком дорого стоит, — сказал Кэд, нахмурившись. — Я чувствую себя хорошо. Мне необходимо приниматься за работу, доктор.
— Через восемь дней. Может быть, даже раньше. Я вам обещаю.
Кэд взял маленькую карточку, которая каждый день сопровождала букеты Хуаны. Таких карточек накопилось уже пятнадцать. Кэд сморщился.
— Передайте моей жене, чтобы она перестала присылать мне цветы. Это для нас непозволительная роскошь.
Доктор Пинто посмотрел в другую сторону. После минутной паузы он сказал:
— Мне нужно идти. Увидимся завтра.
Кэд до двери проводил его взглядом и внезапно почувствовал какую-то неловкость. Врач явно что-то скрывал. Или, может быть, ему просто нездоровилось?
Посещения в госпитале начинались в три часа дня. Кэд, сидя у открытого окна, ждал, поглядывая на часы. С секунды на секунду войдет Хуана, и они снова будут вместе. С ней ему не были страшны ни долги, ни будущее. Просто сначала им придется быть благоразумнее. Но какое все это имеет значение по сравнению с их любовью. Главное, они будут вместе!
В дверь постучали.
— Входи, дорогая, — сказал Кэд с бьющимся сердцем.
Дверь открылась, и на пороге возник Адольфо Крил. Он выглядел еще более жалким, чем обычно. На костюме появились новые пятна, и жирное лицо лоснилось от пота. Он избегал смотреть на Кэда.
— Адольфо? — удивился Кэд. — Я вас не ждал. Почему вы пришли?
Крил, наконец, посмотрел на него грустными, влажными глазами. Он раскрыл рот, но не мог вымолвить ни слова.
— Я жду Хуану, — с некоторым нетерпением сказал Кэд. — Вы не могли бы прийти завтра?
— Она не придет, сеньор Кэд, — тихо ответил Крил.
Кэд весь сжался.
— Она больна?
Крил покачал головой.
— Тогда в чем же дело? Да не стойте же как истукан! Почему она не придет?
— Ее здесь нет.
— Как это нет? Вот цветы, она прислала их мне сегодня утром.
Крил пристально рассматривал свои пыльные ботинки.
— Она в Испании, сеньор.
— Вы с ума сошли? Что ей могло понадобиться в Испании?
— В Мадриде открылся сезон боя быков.
Кэд старался оставаться спокойным, но кровь все сильней стучала у него в висках.
— Сезон боя быков? Но при чем здесь Хуана? Объясните мне, Адольфо. Она что, бросила меня?
Крил, мучаясь, опустил голову.
Кэд схватил пятнадцать карточек, на которых было написано: «С любовью, Хуана» и потряс ими в воздухе.
— Вы или сошли с ума, или лжете! Я вам говорю, она посылала мне цветы еще сегодня утром!
— Нет, сеньор… Это не она. Это я… Мне очень стыдно, что пришлось обманывать вас, но врач сказал, что вы не перенесете правду.
— Вы?
— Да, сеньор. Я хотел, чтобы вы поправились. Это я писал на карточках.
— Но ведь их пятнадцать, — и голос его задрожал. — Когда же она уехала?
— На следующий день после того посещения, сеньор.
Кэд закрыл глаза.
«Она приходила за деньгами», — подумал он. — Продолжайте, Адольфо. Ведь есть и что-то еще, не так ли? С кем она уехала в Испанию?
Он уже знал ответ. Все стало ярко и четко, как материализовавшийся кошмар.
— С Педро Диасом, — ответил Крил.
Кэд медленно сжал кулаки:
— Спасибо, Адольфо. А теперь оставьте меня одного.
Крил хотел еще что-то сказать, но его глаза наполнились слезами, и он вышел, притворив за собой дверь.
Через полчаса Кэда зашел навестить Хозе Пинто. Он нашел больного уже одетым. Кэд, бледный, с пустыми глазами, казалось, не замечал врача.
— Что это значит? — сухо спросил Пинто. — Вы еще нездоровы. Немедленно ложитесь в постель.
— Оставьте меня в покое, — сказал Кэд, — я ухожу. Хотите, чтобы я подписал вам обязательство?
— Мистер Кэд, я знаю, что произошло, и я по-настоящему огорчен. Но все же надо быть благоразумным. Вы не можете покинуть госпиталь.
— Оставьте ваше огорчение при себе, — сказал Кэд. — Я говорю, что ухожу. Вам будет уплачено. Пошлите счет моему агенту, а сейчас оставьте меня в покое.
Пинто понял, что слова не подействуют на больного, но все же произнес:
— Вы очень рискуете, мистер Кэд, и я, конечно, не могу вам помешать. Я прошу только повременить немного, чтобы я приготовил бумаги, которые вы должны подписать.
— Даю вам четверть часа, —сказал Кэд, садясь на кровать. — И ни минуты больше.
Через двадцать минут, подписав необходимые бумаги, он неуверенно вышел из госпиталя. К нему подошел поджидавший неподалеку Крил:
— Машина тут, сеньор. Куда вы хотите ехать?
Кэд чувствовал, что выглядит кошмарно: его бритая голова, перевязанное лицо и блуждающий взгляд привлекали внимание прохожих.
— Оставьте меня, Крил, — сказал он. — Я сам могу ходить. Вы теряете время, у меня больше нет денег платить вам.
— Я спросил, куда вы хотите ехать, амиго, — тихо повторил Крил.
Кэд остановился, посмотрел на толстого человека и положил руку ему на плечо:
— Простите меня, Адольфо. Я сам не знаю, что говорю. Отвезите меня домой, хорошо?
По дороге они не сказали ни слова. Машина остановилась перед домом, и Кэд неподвижно сидел несколько секунд. Потом он сделал усилие и открыл дверцу. Крил некоторое время ждал в саду в надежде, что его позовут, но не дождавшись, тоже вошел в дом.
Он нашел Кэда, сидящим в гостиной. В руке у того был наполовину пустой стакан текилы. Фотограф указал Крилу на кресло той рукой, в которой был зажат стакан, и при этом пролил несколько капель на пол. Потом он кивнул на стол.
— Что это там за карточки, Адольфо?
Крил бросил беглый взгляд на стол.
— Это карточки городского кредита, сеньор.
Кэд удобнее устроился в кресле и устремил глаза к потолку.
— Им, наверное, были очень нужны деньги. Они все продали, даже мои фотопринадлежности…
Крил сел и сложил все квитанции в большой конверт.
— Сколько? — спросил Кэд.
— Восемь тысяч песо, сеньор.
Кэд пожал плечами.
