напечатана в 1558 году, через несколько лет после ее смерти.
Сочинение планировалось как подражание 'Декамерону', но не было закончено. Семьдесят две короткие истории рассказаны женщинами и мужчинами, отрезанными наводнением от остального мира в аббатстве в Пиренеях. Все повествование посвящено плотской любви. Книге, возможно, не хватает утонченности Боккаччо, но написана она вполне искусно.
Особый интерес представляет тот факт, что это один из образцов эротической литературы, вышедших изпод пера женщины. Прошло два столетия со дня выхода 'Декамерона', но многие истории повествуют о развратных священниках, соблазнениях монашек монахами и тому подобном.
Три литератора современника королевы Наваррской – француз и два итальянца, – в чьих произведениях встречались порнографические эпизоды, заслуживают упоминания в нашей книге. Это Франсуа Рабле, Пьетро Аретино и Бенвенуто Челлини.
Рабле был монахом, священником и врачом.
Термин 'раблезианский' означает 'грубо-ироничный'. Он был другом и протеже королевы Маргариты. Его книги 'Пантагрюэль' (1532 г.) и 'Гаргантюа' (1534 г.) так шокировали власть, что их немедленно включили в Сорбоннский реестр запрещенных сочинений, хотя этим они были обязаны не непристойности, а скорее явным неуважением Рабле к Церкви. (Дружба с королем Франциском 1 спасла Рабле от неприятностей, книги очень нравились монарху). Рабле, например, предлагал, чтобы городские стены соорудили из женских гениталий, ибо они дешевле камня. ('…Так вот, из этих женских частей и следовало бы выстроить стены, причем расставлять их следовало бы в полной архитектурной симметрии: большие ставить в первые ряды, дальше – поднимая на два ската – средние, и, наконец, маленькие. Потом нашпиговать затвердевшими шпагами, населяющими монастырские гульфики'.) Другая типично раблезианская история повествует о мужском органе, который оказывал возбуждающее действие на любого поблизости. Стоило его владельцу появиться в театре, как актеры и зрители, ангелы и черти, люди и животные принимались совокупляться друг с другом.
Аретино объявлял себя незаконнорожденным сыном аристократа, хотя в действительности его отец был сапожником. Он, как и Поджо, был любимцем папы, но впал в немилость и был вынужден покинуть Рим и переехать в Венецию. Дело было в его непристойных сонетах, проиллюстрированных порнографическими рисунками Джулио Романо, на которых изображались различные позы для занятий любовью. (Английский король Карл II говорил, что его любовница леди Каслмейн знала поз больше, чем Аретино.) В Венеции поэта ждало общественное признание, дворец с гаремом куртизанок, известных как 'аретинки', которые нарожали ему кучу детей, но обманывали его с другими любовниками и обкрадывали. Именно в Венеции Аретино, называвший себя 'божественным' и 'бичом князей', написал знаменитые 'Раджионаменти' – диалоги между римскими куртизанками Наиной и Антонией, обсуждающими нравы знаменитых современников и современниц и дающих уроки любовного искусства молодой женщине по имени Пиппа. ('Знаешь, Пиппа, если женщина, заведшая любовника, будет знать хотя бы десятую часть того, чему я тебя научу, она сумеет вытащить из него деньги более хитрым способом, чем шулер игрой в кости и карты'.) По некоторым сведениям, Аретино умер в 1556 году, услышав непристойный рассказ о сестре. Он так хохотал, что упал со стула и сломал шею.
Нельзя назвать чистой порнографией 'Автобиографию Бенвенуто Челлини', в которой великий итальянский скульптор и ювелир красочно описывает свои амурные похождения. Интересен эпизод его отношений с Катериной, красивой француженкой, служившей ему моделью. Челлини посетил Фонтенбло по приглашению Франциска 1. Однажды он застал девушку с благородным итальянским юношей Паоло Миччери, служившим у него библиотекарем, и пинками и толчками выставил ее вместе с матерью за дверь. В отместку Катерина обвинила его в соитии с ней 'итальянским способом', т.е. в содомии, что во Франции считалось серьезным преступлением, и Челлини предстал перед судом. Он сумел обернуть дело против самой Катерины, убедив судью следующими словами: 'Скорее уж это был французский способ, ибо она его знает, а я нет'.
Скульптор заставил Катерину и Паоло дать ему слово пожениться. Кроме того, в наказание Катерина должна была позировать ему обнаженной долгие часы перед завтраком, а в ответ на ее жалобы, что она голодна, Челлини насмехался над ней и мужем и совокуплялся с ней. Катерина отомстила, заявив, что муж превосходит его в постели. Челлини так разъярился, что схватил ее за волосы и принялся таскать по мастерской, 'награждая таким количеством пинков и ударов, что сам устал'. Скульптор вышвырнул девушку, но угрызения совести заставили его послать экономку лечить ее ушибы. Когда женщина вернулась, Челлини снова послал ее к Катерине – умолять вернуться и позировать, ведь ему необходимо было закончить работу. Экономка ответила хозяину, что он не знает женщин. Катерина обязательно вернется сама еще до захода солнца, а если за ней послать или пойти уговаривать, она вообще не придет.
Послушаем рассказ Челлини: 'Когда настало утро, эта самая Катерина пришла к моей двери и принялась так яростно стучать, что я побежал посмотреть, кто это – какой-то сумасшедший или кто-то из домашних. Когда я отворил дверь, эта сука, смеясь, бросилась мне на шею, обнимала меня и целовала, а потом спросила, сержусь ли я еще. Я сказал, что нет. Она попросила: 'Тогда дайте мне хорошенько закусить'. Я дал ей хорошенько закусить и поел с нею в знак мира. Затем принялся ее лепить, мы утешили плоть и тут она так меня разозлила – точно в тот же час, что и вчера, что мне пришлось надавать ей колотушек, и так несколько дней кряду. Наконец я закончил скульптуру и приготовился отлить ее из бронзы. Вышла она отлично, такого прекрасного литья я никогда в жизни не делал'.
Глава 4
Одной из фрейлин Маргариты Наваррской была баронесса де Бурдель, чей сын Пьер вырос при дворе. Закончив образование, он мог стать каноником, например, в аббатстве Брантом (таков будет его псевдоним), но он не мечтал о карьере проповедника и стал военным. Служба позволила ему побывать при многих европейских королевских дворах, он участвовал во многих сражениях. Прискорбный случай в 1589 году – падение с лошади – вынудил его выйти в отставку.
Оставшиеся двадцать пять лет жизни он провел за написанием мемуаров. Они очень точно передают картину придворной жизни той эпохи, не чуравшейся откровенного распутства. Особенно интересен том 'Жизнь галантных дам', где приведено множество порнографических анекдотов.
Приведем несколько образцов. 'Одна замужняя женщина никогда не позволяла любовнику целовать себя в губы, ибо именно рот обещал ее мужу хранить честь, и она не хотела портить его репутацию. Но что касается лона, то 'оно не проронило ни слова и ничего не обещало, поэтому могло себе позволить все удовольствия, не было ничего зазорного в том, чтобы представить его в распоряжение любовнику…' 'Другая очень скромная и серьезная дама, предаваясь радостям со своим другом, всегда занимала положение сверху и клала партнера под себя, никогда не отступая от этого правила. Она объясняла это так: если муж что-то заподозрит, она сможет все отрицать, утверждая – не погрешив против Бога, – что никто не ложился на нее'.
Брантому было что рассказать и о лесбиянках при французском дворе. Подобно аристофановским Лисистрате с подругами, они увлекались специальными olisbos, по-французски godemiche, для особенных наслаждений. Однажды во время войны гвардейский капитан, обыскивая покои Лувра в поисках оружия, обнаружил на груди одной дамы не пистолеты, но четыре большие искусно изготовленные 'godemiches', 'что дало повод для большого веселья, а дама, наверняка хорошенькая, сконфузилась'. В другой раз принц неожиданно наткнулся на двух дам, забавляющихся этим инструментом. Брантом говорит, что 'одна из них, к удивлению своему, хорошо преуспела в этом деле, прикрепив здоровенную штуку себе между ног с помощью лент, так что это было похоже на натуральный член. Ее застигли врасплох, и она не успела его снять, принц же велел показать, как они это делают'.
Брантом пишет о порнографии как о сильном стимулирующем средстве. Одна дама, хранившая у себя в комнате с разрешения мужа томик Аретино, признавалась любовнику, что 'книги и другие выдумки хорошо ей служат'. Некий придворный подарил своей любовнице альбом с картинками, изображающими аристократок во всех любимых Аретино двадцати семи позах. Книга обошла весь королевский двор и произвела любопытный эффект. Одна из дам просматривала ее с двумя подругами и так возбудилась, что
