– Ладно, сейчас я вас оставлю. Возьму лошадь и кое-куда сгоняю. Вам пока поручение одно оставлю – несложное. Занимайтесь войском, но и про него не забудьте. А чтобы вам было легче, обещаю: по пути исповедаюсь попугаю.
– Вы богохульствуете – птица не посвящена в сан. К тому же за глоток вина она готова даже дьяволу грехи отпустить.
– Было дело, – скромно потупился Зеленый.
– Вот видите! Ваша бессовестная птица тоже богохульством грешит!
– На себя посмотри! В борделе живешь! На алтари сморкаешься! У нищих воруешь!
– Вот! Вы сами видите!
– Я читал вашу священную книгу, и там сказано, что те, кто не сходит с пути борьбы с тьмой, получают частицу святости, равную принятию в сан, со всеми вытекающими последствиями. Разве Зеленый не борется с тьмой?
– Мне ни разу не доводилось видеть, чтобы он насмерть рубился с тварями.
– А я видел: в битве у брода он храбро бросился на перерожденного – чуть с лошади его не сбил, а сам потом едва не погиб. Он просто герой в деле борьбы с поганью.
– А еще я очень красивый.
– Это само собой. А сколько раз он нас предупреждал о приближении погани? Как вам не стыдно в нем сомневаться!
– Я не сомневаюсь. Но исповедоваться птице – это просто немыслимо! Дан, с вами все в порядке?!
– В вашей книге сэр Гарарас, канонизированный еще при жизни, оставшись в одиночестве посреди ругийской пустыни, начал исповедоваться коню. Ангелы прослезились от этой картины, и пошел дождь, благодаря чему святой рыцарь не умер от жажды.
– Но ведь это был боевой конь белого рыцаря!
– А у меня боевой попугай стража, так что вопрос закрыт.
Танк так и стоял в ветхом сарае. А куда он отсюда денется? Низкокачественный металл заржавел везде, где можно и нельзя, – коррозия местами столь тесно прихватила детали друг к дружке, что даже табун лошадей вряд ли сможет стронуть древнюю машину с места.
Не мчаться ему на острие атаки. Не наматывать на гусеницы тела порождений Тьмы, не плющить в тонкие блины стальные доспехи детей могил. Даже обстрелять их войско с этой высокой позиции он не сможет. Во-первых, очень далеко; во-вторых, я не артиллерист; в-третьих – сомневаюсь, что это орудие вообще способно на выстрел, а если и способно, то не разорвется при этом, заодно снеся с плеч мою бестолковую голову.
С места не стронуть, стрелять из танка тоже не получится… Умный человек спросит: «И зачем ты, дегенерат племенной, вообще сюда поперся, оставив войско на фанатика-епископа?!»
Я не стану обижаться на грубость, потому что заслужил.
И впрямь незачем. Танк полностью бесполезен. Он не более чем насмешка судьбы, решившей подарить мне рояль, который не способен играть.
Но судьба не с тем связалась. Я вовсе не дегенерат – я умный и хитрый человек, а если и заблуждаюсь иногда, то из-за сложности обстоятельств, недостатка опыта и проблем адаптации к новым условиям. Ну с кем не бывает? Особенно в состоянии почти непрерывного стресса…
Танк бесполезен – я давно с этим смирился и даже в снах не катаюсь на нем по вражеским позициям. Но судьба, решившая надо мной поиздеваться, крупно просчиталась – все же подкинула кое-что полезное, почти незаменимое в сложившихся обстоятельствах. То, чего я при всем желании не смогу найти в этом мире, а если попробую сделать, потрачу уйму времени, которого у меня сейчас нет.
Не знаю, куда подевались пулеметы и патроны к ним (а жаль), но знаю, где находится часть боекомплекта к пушке. Вот они – лежат, родимые. Неведомый китаец позаботился об их сохранности: завернул в несколько слоев просмоленной и промасленной парусины, натер воском. Своего рода консервация. Спасибо ему хоть на этом.
Свертки со снарядами, похожие на спеленатых младенцев, я бережно выносил на руках и складывал перед входом в сарай. Итогом зловещей деятельности стали восемь уложенных в ряд смертоносных гостинцев. Пришло время браться за нож.
В первом свертке меня ждал облом. Нет – снаряд здесь был, но вот уж бесполезен так бесполезен… Вершина эволюции монолитно-чугунного пушечного ядра – противотанковый подкалиберник. Стальной стержень, оперенный с одного конца и заостренный с другого, закрепленный в разделяющемся легком поддоне с диаметром по калибру орудия. Его назначение – серьезно бронированные цели. Вылетая с огромной скоростью, он легко прошивает стальные листы толщиной в сотни миллиметров. В нем нет ни детонатора, ни взрывчатки – он и без них гарантированная смерть и машине, и экипажу: разносит приборы и людей осколками корпуса, сжигает воспламенившимся материалом сердечника.
Я не танкист и не артиллерист, но слышал, что подкалиберники делают из ценных материалов. Там и вольфрам можно встретить, и даже обедненный уран. Так что вещь не совсем уж бесполезная – глядишь, придумаю применение в хозяйстве. Но сегодня он мне даром не нужен.
Еще здесь лежала гильза с пороховым зарядом, причем отдельно от снаряда. Покрутив ее в руках, отложил в сторону – пригодится.
Следующий сверток тоже разродился подкалиберным снарядом. Я уж было подумал, что других здесь нет и придется корректировать планы, но в третьем наконец оказалось то, что искал.
Не подкалиберный… Но какой именно? Какой-какой – какой-то! Ну не разбираюсь я в этом, а справочника или Интернета под рукой нет. Маркировку даже не пытался изучить – я и по-русски вряд ли пойму, с чем имею дело, а уж по-китайски тем более. Что это вообще может быть? Не знаю… Но одно несомненно: передо мной не монолитная металлическая чушка. Где-то в недрах этой гипертрофированной пули имеется взрывчатое вещество в количествах, достаточных для поражения пехоты, зданий и сооружений, бронетехники.
Снаряд готов к применению: на это моих познаний хватило. Но как привести его в боевое положение? Очень просто: надо выстрелить им из орудия. Дальше все зависит от конструкции взрывателя. К примеру, он может взводиться под действием центробежной силы, после раскручивания в нарезах ствола. Или от сильнейшего ускорения, добиться которого с помощью ручного махового усилия или, допустим, баллисты, не получится – это все равно что, дунув на весы, выжать два центнера.
Подавил в себе любознательный порыв изучить орудие на предмет поиска нарезов. Даже если она гладкоствольная, моих познаний и возможностей все равно недостаточно для приведения взрывателя в боевое положение. И еще – я до зубовного лязга боюсь экспериментировать: мне очень дороги руки и ноги, а также голова. Всего этого можно легко лишиться, если начать шутить с подобными «игрушками».
Больше подкалиберных не оказалось: мне «повезло» сразу развернуть все имеющиеся. Оставшиеся шесть снарядов были двух типов. Подозреваю, что осколочно-фугасные и кумулятивные – по три штуки тех и тех. Попытавшись сложить взрывоопасные предметы в одну кучку, убедился, что объем у нее даже без пороховых зарядов получается приличный. Нет, для моего плана это слишком заметно.
Оставил четыре снаряда – по паре разных видов. Теперь займемся другим вопросом.
Неглупый человек, у которого имелась своя машина, всегда найдет топливные баки у любого вида техники. Вот и я не так много времени потратил, прежде чем узнал, что этот танк когда-то питался дизельным топливом. Солярка и сейчас осталась – не сказать что под горловину, но прилично. И краник отыскался, чтобы слить немного для личных нужд.
Жаль, что не бензин или, еще лучше, керосин. Но лучше, чем пустой бак: грех жаловаться. Бурдюк, правда, придется потом выбрасывать – запах солярки никогда не выветрится. Ничего – невелика потеря.
Здесь все. Теперь надо спуститься вниз и заглянуть в замок. Там ограблю кузнечные запасы, чмокну Альру, что-нибудь перехвачу на кухне из горячего и, жуя на скаку, помчусь назад, в темнеющий лес. Спать некогда – сегодня еще многое надо успеть.
Кстати, по пути можно пообщаться с Зеленым. Тем более что епископу обещал исповедаться перед пернатым. У меня настроение сейчас почему-то интересное – энергия бьет гейзером. Прямо-таки жажда деятельности достигла апогея. Поражение и кровь не сказались на настроении пагубным образом – скорее,
