умения проигрывать: «С избранием Пауло Коэльо Бразильская академия литературы увенчала себя маркетинговым успехом, — неприязненно процедил он. — Его достоинства сводятся к умению продавать свои книги». На вопрос журналиста о том, собирается ли Жагуарибе вновь выдвигать свою кандидатуру, тот ответил так «Академия меня больше не интересует». Впрочем, спустя три года, когда шок прошел, прошел в академики и он, заняв кресло, принадлежавшее экономисту Селсо Фуртадо. А еще через год стал «бессмертным» и министр Лафер.
С новыми коллегами по синклиту «бессмертных»
Если кто-либо из академиков голосовал за Пауло Коэльо в надежде «сварить кашу», ему пришлось испить горькую чашу разочарования. Прежде всего потому, что ослепительный блеск международной известности, которую сулило дому Машадо де Ассиза появление Коэльо, не вспыхнул ни разу по весьма простой причине: главный герой там практически не появлялся. Из двухсот сессий, прошедших в БАЛ со дня его избрания, Пауло посетил шесть, что позволяет выдвинуть рискованную гипотезу: уж не стал ли он исповедовать философию абсентеизма? Не менее жестоко разочаровались и те, кто уповал, что часть гонораров, выплачиваемых автору в полутораста странах мира, осядет и в кассе Академии. В завещании Коэльо, трижды обновлявшемся после избрания, о Бразильской академии литературы даже не упоминается.
Во время своего «медового месяца», в упоении от победы, о котором в американском журнале «Ньюсуик» говорилось, что «впервые представитель бразильской поп-культуры шагнул за порог учреждения, вот уже 105 лет свято блюдущего чистоту португальского языка и возвышенную изысканность интеллектуального вкуса», Пауло готовил торжественную речь, как и само торжество, назначенное на 28 октября. Он решил лично отправиться в Бразилиа, чтобы вручить президенту страны Фернандо Энрике Кардозо приглашение. Его сердечно приняли во дворце Планалто и уведомили, что глава государства будет в этот дел проводить ранее назначенные встречи, но своего представителя пришлет. По окончании аудиенции Коэльо — уже в столичном аэропорту, в ожидании задерживавшегося рейса в Рио-де-Жанейро — зашел в книжный магазин «Ливрария Ласелва» и увидел свои выставленные на витрине книги — все были изданы «Эдиторой Рокко» и ни одной — «Обжетивой». В этот миг он начал обдумывать весьма важное решение, которое примет окончательно лишь несколько месяцев спустя, — оставить «Обжетиву» и вернуться к прежнему издателю.
Через несколько дней на торжественной церемонии вступления в состав членов Академии «бессмертные» были в парадных мундирах — темно-зеленых, расшитых на груди и по обшлагам золотыми пальмовыми ветвями. Мундир дополнялся треугольной бархатной шляпой с белым плюмажем и позолоченной шпагой на боку. Как предписывает традиция, все это великолепие, стоившее 26 250 долларов, оплачивала префектура того города, где родился новый академик — в данном случае, Рио-де-Жанейро. Среди нескольких сотен гостей можно было заметить издателей Коэльо — Роберто Фейта и Пауло Рокко. Предупредительность, с которой они общались друг с другом, не давала возможности вообразить, какая совсем уже скоро поднимется буря — хотя именно в тот день и был посеян ветер.
Эпизод в столичном аэропорту на самом деле переполнил чашу давно уже копившихся сомнений и тревоги. Нечто подобное произошло и за несколько месяцев до этого, когда литературный агент Пауло — Моника Антунес, проводившая в Бразилии отпуск, решила вместе с мужем предпринять путешествие по маршруту Рио-де-Жанейро — Натал (штат Рио-Гранде-до-Норте). Она заметила, что ни в одном из книжных магазинов 600-тысячного в ту пору города, столицы штата, она не нашла произведений Коэльо. Их не было даже в международном аэропорту. У автора, впрочем, нашлись иные, совсем уже веские причины для беспокойства. По его подсчетам, за период с 1996-го по 2000 год (когда «Пятую гору», «Веронику» и «Сеньориту Прим» выпускало издательство «Обжетива») он потерял не менее 100 тысяч читателей, причем судить следовало по продажам не блокбастера «Алхимик», а «Рио-Пьедра», последней книги, выпущенной Рокко перед тем, как права перешли к издательству «Обжетива». Соблазн немедленно оставить Роберто Фейта и вернуться к Рокко был велик, однако имелась некая дополнительная сложность. Рукопись последней книги Пауло «Одиннадцать минут» уже находилась в руках Фейта, более того — он даже предложил кое-какие незначительные поправки и изменения, которые автор согласился принять.
Подобно тому, как уже много раз случалось в жизни Коэльо, последнее слово осталось за «Книгой перемен». За четыре дня до торжества в Академии Пауло сформулировал два вопроса: «Что будет, если я издам свою следующую книгу „Одиннадцать минут“ в „Обжетиве“»? и «Что будет, если я издам свою следующую книгу „Одиннадцать минут“ и все предшествующие ей у Рокко?» Три монетки, брошенные на столешницу, дали ответ, далекий от конкретной определенности вопроса:
Превосходство малого. Успех. Малое может быть сделано, большое делаться не должно. Советую пребывать внизу. Крупная удача.
Прочитав такое, большинство остались бы в недоумении, однако для Пауло Коэльо все было предельно ясно: после семи лет и четырех книг пришла пора бросить «обжетиву» и вернуться к Рокко. Роберто Фейт, сильно раздосадованный намерением автора уйти и, более того — забрать подготовленную к печати книгу, согласился отдать оригинал «Одиннадцати минут» лишь при том условии, что «Обжетива» возместит ему производственные расходы. Пауло расценил это как угрозу и обнажил меч — заключил договор с крупной юридической компанией и приготовился к долгой и мучительной тяжбе, столь характерной для «правосудия по-бразильски». Решение было принято, он сообщил, что возвращается в издательство Рокко, которое выпустит «Одиннадцать минут» в первые месяцы 2003 года, — и улетел с Кристиной в Тарб, оставив бразильский книжный мир полниться самыми невероятными слухами. Одни газеты уверяли, что он покинул «обжетиву», приревновав якобы к тому, что «основным и главным» там с некоторых пор сделался не он, а Луис Фернандо Вериссимо, писатель из штата Рио-Гранде-до-Сул. Другие — что польстился на 300 тысяч долларов, предложенные ему Рокко, если вернется. Страсти стали остывать лишь после того, как Кристина на ежедневной прогулке с мужем в предгорьях Пиренеев посоветовала ему пойти с Фейтом на мировую: «Похоже, что в драку лезешь ты, а не он! Ради чего? И почему?» — вопрошала она и предлагала сделать все возможное, чтобы найти разумный компромисс. Пауло, хоть и сопротивлялся до последнего, в конце концов все же уступил. Остановился перед Распятием и попросил Господа изгнать злобу из своего сердца. После переговоров, которые вели посредники на протяжении нескольких недель, владелец «Обжетивы» вернул не только рукопись «Одиннадцати минут», но и те четыре названия, что оставались за ним и теперь подлежали передаче Рокко. И уперся лишь в одном пункте — запретил использовать свою редакторскую правку в изданиях Рокко и за границей — и это заставило Монику Антунес на время забрать оригинал, над которым уже работали переводчики в разных странах. Профессиональные вопросы были улажены, но Пауло и Фейт больше друг с другом не разговаривали.
Замысел книги, породившей столько шума, возник за несколько лет до этого — в 1997 году, в Мантуе, на севере Италии, где Пауло проводил встречу с читателями. В отеле он обнаружил конверт от бразильянки по имени Соня, сообщившей, что она, его читательница и горячая поклонница, не так давно эмигрировала в Европу и зарабатывает себе на жизнь проституцией. В конверте оказалась рукопись — ее жизнеописание. Пауло, нарушив правило никогда не читать чужих рукописей, ознакомился, заинтересовался и переслал эту историю в «Обжетиву», однако издательство отнеслось к идее публикации холодно. Через три года они вновь встретились в Цюрихе, куда к этому времени переехала Соня, и она устроила ему единственную в своем роде автограф-сессию, какой, вероятно, не проводил ни один другой писатель в мире. Она отвела его на Лангштрассе — улицу, которую после десяти вечера заполняли вышедшие на промысел проститутки со всех концов планеты. Соня оповестила их о приходе Пауло, и десятки девиц обступили его, протягивая зачитанные экземпляры его книг на всех языках мира, подавляющее большинство которых, как он заметил, приходилось на республики бывшего Советского Союза. Соня, работавшая и в Женеве, предложила Пауло повторить этот уникальный хеппенинг и в квартале «красных фонарей» второго по величине швейцарского города. Именно там он познакомился со своей соотечественницей, которую назвал Марией, — ее история и
