Скатерщикова ему не совсем по душе? Слишком туманное объяснение. Почему не по душе? При чем здесь душа?..
В последнее время Алтунин много размышлял над частностями проекта. Вглядывался в него глазами кузнеца, как бы «изнутри» самого процесса ковки. В принципе-то идея Скатерщикова недурна — техника станет управлять сама собой, а на долю оператора останется лишь наблюдение. Разумеется, контактный электросигнализатор вряд ли обеспечит бесперебойную работу агрегата, но главное — начать. В ходе реализации проекта инженеры и рационализаторы придумают что-нибудь более надежное. Прогресс действительно запретами и сомнениями остановить нельзя...
До сих пор Сергея интересовала практика и только практика. Он видел поверхность вещей. Теперь же у него обострился интерес к теории. Начинал понимать, что без нее далеко не уйдешь. Основы технологии кузнечно-штамповочного производства уже не удовлетворяли. Стал брать в библиотеке труды Экспериментального научно-исследовательского института кузнечно-прессового машиностроения, познакомился с теоретическими изысканиями специалистов Уралмашзавода и открыл для себя новый материк: оказывается, автоматизировать свободную ковку все-таки можно! Во всяком случае, нужно.
Алтунину все больше хотелось, чтобы Скатерщиков оказался прав в своих притязаниях. Сергей уже готов был помогать ему, как помогал раньше. Однако сам Скатерщиков вел себя весьма странно: в исследовательскую группу Алтунина не пригласил, да, видно, и не собирался приглашать. Шугаев тоже почему-то не догадался привлечь Сергея к эксперименту. А Самарин, как всегда, высказался без околичностей:
— Пусть Скатерщиков с Киркой экспериментируют. У тебя, Сергей Павлович, срочный заказ, так что не встревай ты, пожалуйста, в это темное дело. План и без того висит на ниточке...
Все было именно так. Гигантский гидропресс только еще осваивался. К нему стянули лучших кузнецов, оголив другие бригады, отчего дневная выработка цеха резко упала. В листках-«молниях» появились карикатуры на бракоделов. И все же Алтунину казалось, что за высказываниями Самарина, как и за молчанием Шугаева, кроется что-то еще...
Он догадывался и не хотел верить в свою догадку. Неужто Скатерщиков не пожелал, чтобы Алтунин был в исследовательской группе? А ведь похоже на то. Петенька воспротивился, а Шугаев и Самарин не хотят объявлять об этом Алтунину, дабы на поссорить старых друзей. Деликатность! Такт!
Алтунин мог бы, конечно, не нарушая этой самой деликатности, объясниться со Скатерщиковым лично, с глазу на глаз, сказать ему прямо:
«Знаешь, Петр, если потребуется моя помощь, только позови...»
Скатерщиков деликатничать не будет, наверное, ответит с обычной иронией:
«Спасибо. Обойдусь. В исследовательской группе людей достаточно. В том числе инженеры есть. Общими усилиями, с помощью науки одолеем все и без тебя».
«Ну, как знаешь. Я не рвусь».
«Рвись не рвись, а все равно не возьму. Не хочу. Устал от тебя. Нравственно устал. Можешь обижаться, но изобретение — мое, кровное, выношенное, а ты тут станешь всем недоверие вселять, будешь требовать по сотне раз проверять одно и то же. Я ведь знаю: ты добросовестный! А я тороплюсь. Понимаешь? Тороплюсь. Чтобы кто-либо другой не обошел меня. Ведь идея автоматизации свободной ковки носится в воздухе. Чуть помедлил — и другой осуществит ее. Я недосыпал, в кино не ходил, за девчонками не ухаживал — и вдруг все прахом... Нет, брат, как сказал Жан Габен: каждый парижанин знает, что гораздо легче самому пробиться сквозь толпу, чем ожидать, пока люди уступят тебе дорогу. Буду без тебя пробиваться. Ты-то тоже к готовенькому льнешь... Да и ребятам моим ты не нравишься. Пчеляков говорит: не дай бог нам такого бригадира — личные планы заставит составлять, в Дом культуры на популярные лекции поведет, а мы к самостоятельности привычные...»
Вот какой неприятный разговор может произойти между ними. Ясность после этого будет полная, а что в ней проку? Только лишние огорчения. Петенька не постесняется отшвырнуть своего бывшего наставника грубо, бестактно: не лезь, мол, куда не просят!
И все же не здесь главное. Если бы Алтунин твердо верил в принятый проект, он уж как-нибудь договорился бы со Скатерщиковым и в исследовательскую группу вошел. А вот веры-то и не было. Сергей, разумеется, знал: любую техническую идею можно развить, усовершенствовать. Но в проекте Скатерщикова крылся некий органический порок, который не ликвидируешь усовершенствованиями. Колоссальной силы удары и неизбежные при этом сотрясения во время работы пресса обязательно вызовут саморазмыкание контактов, а это штука очень опасная.
— Я не верю в контактный способ, — сказал он Кире.
Она удивленно вскинула глаза.
— А во что же ты веришь?
— Если хочешь знать, проект мастера цеха Клёникова мне больше нравится. Там все надежно.
— Проект Клёникова отклонили. И тебе известно почему: мы добиваемся увеличения скорости хода машины, а тот проект, с этой точки зрения, малоэффективен.
— Не сердись, Кира, я отлично знаю, что в кузнечном деле нет безопасных экспериментов. Но ваш выходит за рамки допустимого.
— Почему?
— Потому что примитивное программное устройство Скатерщикова не сможет учесть всех дополнительных осложнений, какие будут возникать в процессе свободной ковки.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну хотя бы охлаждение поковки, появление трещин.
— И ты эти свои сомнения высказал Скатерщикову? — спросила Кира.
— Высказал.
— Пойдем в экспериментальный цех!
— Зачем?
— Увидишь все своими глазами.
Кира взяла его за руку, и они отправились в экспериментальный. В конце концов, она права, решил Сергей, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать.
В цехе шла деятельная подготовка к испытаниям электросигнализатора и программного устройства. Возле арочного молота, напоминающего сказочного великана с раскоряченными ногами, обычные люди казались гномами. Они устанавливали серый грибообразный пульт, в котором, как догадался Алтунин, были собраны основные узлы гидроавтоматики и схема измерителя.
Экспериментальный цех был производственной базой конструкторского бюро. Помимо молота и прессов, здесь находились и другие машины, не имеющие отношения к кузнечно-штамповочному производству. В этом цехе беспрестанно испытывались, налаживались, усовершенствовались, конструировались все средства автоматизации и комплексной механизации завода. Цех никогда не пустовал.
На Алтунина и Киру почти никто не обратил внимания. Правда, Скатерщиков заметил их и удивленно округлил глаза, но тут же вскинул голову и отвернулся. К Шугаеву они подошли сами.
— Сергею Павловичу наш нижайший, — приветливо поздоровался тот. — Что-то редко вижу тебя здесь. Или забыл, что принадлежишь к могучей когорте -рационализаторов?
— Все недосуг, Всеволод Ефремович.
— Опять срочный заказ? Мы тебя так и зовем: заместитель Самарина по срочным заказам.
Думалось, Шугаев полюбопытствует, почему Алтунин не в исследовательской группе, а возможно, даже пригласит сейчас войти в эту группу. Но Шугаев опять ничего такого не сказал. «Все уже давно решено и утверждено», — так понял Сергей.
— Сергей Павлович только что высказал мне кое-какие сомнения по нашему проекту, — неожиданно сказала Кира.
Вот этого ей не следовало бы говорить! Алтунин почувствовал, как от смущения наливаются чугунной тяжестью уши.
— Сомнения? Любопытно. — Шугаев, казалось, был озадачен. — Ну, выкладывайте, с чем пришли.
Сергей окончательно смешался: получалось, будто явился сюда порочить Скатерщикова и его проект.
