убийцей.
Времени на размышления не осталось — Горан не ожидал и не готовился к предстоящей церемонии.
— Старший лейтенант Златанов, — повернулся к нему подполковник Ефимов. От волнения его голос потеплел. Перед этим была подана команда «Смирно!», и все слушали с выражением суровой торжественности на лицах. — Вы зачислены в наш полк рядовым летчиком-истребителем. Командование удовлетворило вашу просьбу, и мы принимаем вас с большой радостью в наши ряды как представителя болгарской авиации и болгарского народа, как нашего старого товарища. Вы прошли переподготовку на наших самолетах и сейчас готовы нести трудовую службу летчика-истребителя. Мы передаем вам самолет Анатолия Лялина, так как знаем, что это ваше сокровенное желание. Этот самолет дорог здесь нам всем — это дар советских рабочих. Тринадцать звезд оставил на нем наш любимец, ваш советский побратим. Но нам предстоит еще немало боев. Бейте врагов на этом самолете так, как бил их на нем Анатолий, берегите его так, как берег его Анатолий!
Златанов подошел к подполковнику Ефимову. Губы его вздрагивали от волнения. Поблагодарив за оказанное доверие, он направился затем к самолету медленным, торжественным шагом, поцеловал крыло и крепко пожал руку технику Кононову.
— И еще одно! — громко произнес подполковник Ефимов, чтобы его могли услышать все. — Звезды не стирать! Счет сбитым самолетам продолжать.
— Правильно! — раздались одобрительные голоса летчиков.
Галина прикрыла лицо, чтобы вытереть набежавшие слезы.
Подполковник Ефимов чувствовал личную ответственность за подготовку Горана Златанова. Он приказал ему хорошо изучить район предстоящих полетов, проверил, как летчик знает самолет, и, только когда убедился, что Горан отлично владеет техникой вождения истребителя, быстро и правильно принимает решения, безошибочно пользуется всеми приборами, допустил его к полетам. Он был скуп на похвалы. Все знали это и ободряли Горана после каждого «урока». Подполковник же внимательно изучал характер Горана и был сдержан.
Златанову повезло. Уже в первом воздушном бою он сбил один Ме-109. После боя Ефимов долго беседовал с ним, проанализировал все его действия, отметил допущенные им ошибки и в то же время постарался вселить в него уверенность в своих силах. Первой своей победой Горан завоевал симпатии всех летчиков — не посрамил Анатолия!
Но, зная, что Горан горит желанием отомстить за друга, а желание мстить подчас затуманивает разум, подполковник Ефимов долго не решался доверить ему самостоятельное вождение пары, и это мучило летчика. Однако во всех боевых вылетах Горан проявлял дисциплинированность, смелость, быструю реакцию и опытность. И наконец подполковник Ефимов решил, что настало время удовлетворить его желание.
И все же через десять дней случилось то, чего подполковник Ефимов опасался больше всего. Пара, ведомая Гораном, не вернулась вовремя, и связь с ней была потеряна. Прошло два часа, которые показались подполковнику целой вечностью. Он упрекал себя за поспешность, сентиментальность…
Галина, постоянно дежурившая у рации и видевшая все тревоги командира, только теперь поняла, что значил для нее Горан. Ей казалось, что если она потеряет и его, то останется совсем-совсем одна на этом свете… Она даже не могла как следует объяснить себе, что именно уже связывало ее с этим болгарином, но сама мысль, что он ей чем-то очень близок и дорог, испугала ее. Когда подполковник Ефимов и все в полку потеряли надежду, что летчики живы, она приняла радиограмму от генерала Судина, в которой сообщалось, что пара истребителей благополучно села на американский аэродром и что американское командование выразило благодарность советским летчикам за оказанную ими помощь. Едва сдерживая слезы радости, Галина вбежала к подполковнику Ефимову и прямо от двери крикнула:
— Жив! Горан жив!
Подполковник Ефимов испытующе посмотрел на нее. Он был достаточно опытен, чтобы разобраться в том, что скрывается за таким возгласом.
Галина подала ему радиограмму. Подполковник прочел ее и словно онемел, не в силах вымолвить ни слова. Лишь прочтя радиограмму еще раз, он смог наконец произнести:
— Молодцы ребята! Посмотрим, какие новости они нам доставят.
Подполковник был сильно озадачен. Содержание радиограммы никак не увязывалось с намерением Горана отомстить американцам за смерть Анатолия.
Галина напряженно следила за каждым изменением в поведении подполковника.
— Пусть только прилетят! — пригрозил он. — Пять суток ареста за нарушение дисциплины полета!
Но за этой угрозой Галина уловила и отеческую тревогу. И не обманулась — подполковник добавил тихо:
— Хорошо, что благополучно сели. Потерять таких летчиков!..
Подполковник Ефимов встретил Златанова и его ведомого сурово. Он знал: оставь без внимания их проступок — в будущем можно ожидать еще больших сюрпризов.
— Что, на поклон к американцам ходили? — спросил он, глядя на них исподлобья.
Горан был мрачен и неразговорчив.
— Да выходит что-то вроде этого, товарищ подполковник… Вы знаете, почему я возненавидел американских летчиков. За их пиратские налеты на Софию, за наглость и высокомерие, за Анатолия. Так я сказал однажды Анатолию: «Ненавижу их». А он мне ответил: «Не смешивай личные чувства с политикой». Теперь я очень хорошо понял эти его слова… Мы углубились на пятьдесят километров над территорией противника. Еще издали я заметил воздушный бой между американскими «Лайтнингами» и немецкими «фокке-вульфами». Приказал Володе следовать за мной. Через пять минут мы были на месте боя. Собственно, это был уже не бой — американцы уклонились от него. Только два немецких самолета продолжали атаковывать один «Лайтнинг».
— И другие бросили его?
— Так точно. Немцы уводили американский самолет подальше в глубь своей территории. Тот умело маневрировал, но с большими усилиями.
— И вы пожалели его?
— Ненависть к фашистам оказалась сильнее, товарищ подполковник. Мы распределили с Володей цели, и, когда американец читал свою предсмертную молитву, перед его глазами вспыхнули оба «фокке- вульфа».
— Вы их сбили?
— Да, — подтвердил Володя.
— Вот это здорово! А почему же вы не вернулись сразу? У вас горючего еще хватило бы.
Горан объяснил:
— У американца был подбит самолет, и нам пришлось довести его до их аэродрома… А знаете, он мне показался хорошим человеком. Обнимал нас с Володей, не знал, как отблагодарить. «Вы настоящие союзники, настоящие товарищи, — говорил он сквозь слезы. — А вот наши бросили меня». «У нас существует такой закон, — сказал ему Володя, — уничтожить врага — заслуга, а спасти товарища — честь». «Хороший закон. Значит, вы считаете меня своим товарищем?» — сказал он. Как раз в это время нас пригласили к командиру, он хотел пообедать с нами. И тут произошло вот что. Американец шепотом сказал мне: «Этот командир однажды приказал мне стрелять в ваш самолет. Я возразил, что это нечестно: ведь мы же союзники. Тогда он отстранил меня от боя, и его приказ выполнил другой. Не знаю, что стало с вашим самолетом, но наш не вернулся». Я спросил о дате и понял, что речь шла о самолете Анатолия. Кивнул Володе, чтобы шел к своему самолету. «Стойте, куда спешите, командир вас ждет!» — крикнул присланный командиром американец, который, между прочим, отлично говорил по-русски. «Скажите вашему командиру, что с убийцами русских летчиков мы за один стол не садимся», — ответил я ему.
Подполковник Ефимов молчал. Как следует поступать в подобном случае? Строго придерживаться статьи устава и не видеть за ней человека? Пресечь правильную инициативу во имя общей формулировки статьи? А не слишком ли он потакает молодым? Но ведь летчики поступили правильно — установили взаимодействие с союзниками, взаимодействие, все еще не установленное официально. И, сделав краткий
