– Что значит «пусть»?!
– Может, я хочу умереть…
– Но ведь в этом нет никакого смысла!
– А в чём-то есть смысл?…
– Есть. В том, чтобы дожить до завтра. И убедиться, что всё не так уж плохо. А сейчас вам надо домой, попить горячего чаю, согреться и хорошо выспаться.
– Зачем?
– Чтобы поскорее наступило завтра! А завтра всё окажется по-другому. Вот увидите! Завтра всё прояснится… Но вам нужно дожить до завтра. Чтобы узнать: почему он сегодня не смог прийти. Тот, кого вы ждёте.
Человек стоял рядом и не уходил, и что-то говорил, говорил… какие-то простые, добрые слова. Он сказал:
– Я не оставлю вас тут. Давайте я провожу вас до метро.
Спасибо человеку, лица которого я так и не увидела, потому что не было сил поднять отяжелевшую голову… не было сил взглянуть на него. Он проводил меня до метро «Новослободская». Я шла, еле передвигая окоченевшими ногами.
…А мимо нас пролетали, звеня, красные трамваи… свидетели разных эпох моей жизни…
Хороший человек сказал на прощанье: «Не отчаивайтесь! Вот увидите – завтра всё прояснится…»
Этот человек был прав: назавтра всё прояснилось. Просто Мой Клоун не смог вчера прийти. Просто не смог…
А мобильников ещё не существовало в природе – такое вот удивительное было время. Даже домашнего телефона ни у него, ни у меня в то время не было. Но главное – Мой Клоун был жив и здоров. Я легко убедилась в этом, придя на следующий день на спектакль.
Так что умирать от переохлаждения на площади Коммуны действительно совершенно не стоило. Мой вчерашний спаситель был совершенно прав.
…И опять мы шли по Цветному к Самотёке…
Он сказал:
– Если б ты мне не нравилась как женщина, я бы не шёл сейчас рядом с тобой.
Эти слова неприятно царапнули меня. Другая на моём месте воспарила бы от счастья: я нравлюсь ему! не только как человек, но и как женщина! А я… я страшно огорчилась. Обиделась. Ну, а если б не нравилась, «как женщина», то что тогда?
Значит, если бы у меня нос был другой формы, или другого цвета глаза – то не шёл бы рядом? И не общались бы? и не дружили? Я совершенно ничего не понимала! Я отказывалась понимать! Но ведь это же совершенно неважно, ведь это же такая ерунда: мужчина, женщина! Ну, почему, почему два человека не могут общаться просто как два человека?! Просто потому, что вот он начинает фразу – а я заканчиваю её, или я начинаю – а он заканчивает. Или мы даже оба молчим – но оба знаем, о чём мы молчим. Разве это не важно? Разве НЕ ЭТО важнее всего?! А если б я вообще была какой-нибудь инопланетянкой – с усиками-антенками на макушке? Что? неужели не общались бы? Я была просто в отчаянье…
– Послушай, ну перестань обижаться на меня! – сказал он. – Я же ничем тебя не обидел. Да, ты мне нравишься. Что в этом плохого, или обидного?
(Слово-то какое дурацкое, неопределённое – «нравишься»! Неужели у него нет для меня других слов?…)
Всю жизнь, с детства, я страдала, что родилась девчонкой. Сейчас мои страдания из-за этого пункта достигли своего апогея.
…Иногда я думала: как хорошо было бы быть просто деревом в его окне, или птичкой, присевшей на его раскрытую форточку, или звёздой, на которую он смотрит, когда сидит за своим письменным столом… Как хорошо мы бы тогда общались… как понимали бы друг друга!
Наверное, ему со мной было очень не просто. Непонятно.
Порой мне казалось, что он ненавидит меня. Так он иногда смотрел на меня, что…
Но и в этом я находила какую-то горькую сладость.
При этом я знала, чувствовала, что это – МОЙ человек, с которым я повязана незримыми узами на всю жизнь. На все времена…
Быть другом. Советчицей. Младшим-старшим товарищем. Опорой. Толкователем (для него самого и для окружающих) его клоунад и реприз. Я была убеждена, что никто не понимает его творчество так, как понимаю я. И его душу тоже. Не множественные измерения его земной жизни – а его бессмертную душу…
