А потом был чай, и его запах сливался с запахом сирени, которая и на картине «Вечерний звон», и за окном, а там и жасмин уже зацвёл и засветился своими ярко-белыми цветами-звёздами, и стихи Людмила Фёдоровна читала про жасмин…
И я поняла, что перед нами – великий Поэт.
А ещё она читала про Сократа, и мне казалось, что Сократ – вот он, сидит с нами за одним столом, с синей пиалой в руках… и поглядывает на нас острым, голубым взглядом…
А уж я-то всю Цветаеву, и всю Ахматову, от корки до корки… мне казалось, что вот они – две звезды русской поэзии. Но вот она – третья звезда, которая с того вечера светит мне ярче двух других…
Людмила Окназова… Кто-то из друзей, вслушиваясь в её фамилию, воскликнет: «Окназова – это же окна зова!»
Да, это так. Как будто распахнулись перед нами окна зова…
И мы тоже читали в ответ в тот вечер. И Гавр читал свои стихи, и Симон, и я. Получилось такое потрясающее поэтическое чаепитие: с луной-торшером, с запахом вечерней сирени и жасмина из окна… и лицами прекрасных людей вокруг маленького уютного стола…
И так не хотелось уходить!…
Мы прощались, и меня поразили глаза этой маленькой женщины. Я ещё не знала тогда, что на меня смотрит… моя будущая крёстная мать.
…Когда мы с Гавром пришли вновь на лито в Сокольники, в этот, второй свой приход сюда, я познакомилась с Мишей Файнерманом и Володей Казарновским. Володя тоже поступает в Литературный, но – на прозу. Дал почитать свои рассказы.
Звонила ночью Гавру: «В России родился новый Гоголь!»
Миша на лито читал свои стихи тихим, заикающимся голосом. Верлибры. Они меня заворожили…
– Мне очень понравились ваши стихи, – сказала я ему.
– А мне ваши – нет, – сказал он. – Я вообще не люблю рифмованные стихи.
– Но я и верлибры пишу.
– А… это интересно, хотелось бы почитать, – сказал он.
Так началась наша дружба, которая с того дня продлилась на всю жизнь: и с Мишей, и с Володей.
А потом – через много лет – мне суждено будет стать редактором- составителем первой Мишиной книги и первой Володиной.
Поэтический вечер в ЦДЛ, в Малом зале. Выступают не только профессиональные поэты, но и все желающие. Надо только послать записку ведущему – переводчику Левину. (Или Левику? От волнения я не очень поняла). Желающих выступить много. Поэтому установлен лимит: два стихотворения.
Я прочла два.
Ведущий сказал:
– Читайте ещё.
– А как же лимит?
– Читайте!
И после каждого следующего стихотворения он говорил с улыбкой: «Ещё!» Я прочла стихотворений пять или шесть, мне долго хлопали… Жаль, что в зале не было Гавра. Он в это время был в командировке в Кишинёве. Но были Симон, ещё народ с нашего лито, был «Пушкин». Он слушал, когда я читала, прикрыв глаза и покачивая ногой.
Вечер закончился. Народ бурлит в фойе… Какой-то дядечка хочет меня познакомить со знаменитой поэтессой – Риммой Казаковой. Я спросила:
– Зачем?
– Это нужно для вашего будущего. Я уже о вас сказал. Она ждёт вас!
Он хватает меня за руку и куда-то тащит…
– Куда вы меня тащите?
– Она ждёт вас в кафе. Там вам удобно будет пообщаться…
И вот мы уже в дверях кафе… Пусто. Только за одним столиком сидит Казакова. И рядом с ней Кашежева. Две знаменитости. Увидев нас, они приветливо улыбаются…
– Ну, идите же! Они ждут вас! – шепчет неизвестно откуда взявшийся устроитель моей судьбы. – Идите!
А я стою в дверях и не могу сдвинуться с места. Какая-то сила приковала меня к порогу. А передо мной – как будто воздвиглась невидимая преграда… Как в пантомиме «Стекло»… И мне кажется, если я пройду сквозь эту преграду – случится что-то страшное… со мной произойдёт что-то непоправимое… Ужас объял меня.
Я вижу приветливую улыбку знаменитой поэтессы… слышу нетерпеливый шёпот доброхота… И – круто развернувшись – убегаю…
– Куда же вы?! Она ведь ждёт вас!… – кричит мне вслед дядечка.
…Я вылетаю на улицу… здесь, у входа, стоят наши – из лито, идём