Хотя самый первый вопрос был всё-таки раньше, ещё осенью. После чтения Пушкина. Тебе очень понравился этот отрывок:
Мы пошли гулять, был сильный ветер, он гнал чёрные тучи по низкому небу, листва над головами шумела громко, как море, как водопад, и ты громко, с восторгом, выкрикивал в «лицо ветру» эти строки…
И вдруг – замолчал. И глянул на меня изумлённо:
– Мама, а что такое «кроме Бога одного»?
Вот он и прозвучал твой первый вопрос о главном.
А потом уже был второй вопрос – о звёздах…
А спустя какое-то время настало время и для следующих вопросов…
Гуляли как-то в районе Парка культуры, и ты был потрясён красотой храма Николы в Хамовниках.
– Какой дом красивый!… – воскликнул ты.
– Этот дом называется храм.
– Что такое «храм»?
– Храм – это такое особое место, где люди молятся Богу.
– Что значит молятся?
– Разговаривают с Богом.
– А туда можно войти?
Был субботний вечер, храм был открыт, как раз начиналась всенощная.
– Да, можно войти, – сказала я.
– Я хочу, – сказал ты.
Мы вошли в полутёмный храм, освещённый светом лампадок и свечей… Народу было совсем немного. Все тут же обратили на нас внимание.
– Ой, какой хороший мальчик в Божий храм пришёл! – сказала одна старушка и погладила тебя по головке. – Ну, прямо ангел…
Я купила свечи, поставила перед Крестом и Богородицей.
– Я тоже хочу поставить свечечку, – сказал ты.
Приподняла тебя к высокому подсвечнику, и ты с большим старанием затеплил перед ликом Богородицы свою первую свечечку…
…А потом, уже дома, ты осторожно спросил меня:
– А почему в храме стоял такой большой крест? И на кресте человек… Это что означает, мама?
Вот и настало время рассказать тебе евангельскую историю…
Но это будет немного попозже.
А тогда, в четыре года, ты будешь страстно влюблён в звёздное небо…
Твоя страна Самболюния сразу расширилась до границ нашей Солнечной системы… Город Мунт оказался на Меркурии, Дерефан – на Венере, Ампер – на Марсе…
Ты свободно разгуливаешь с планеты на планету – как у себя дома – словно Маленький Принц…
Антон взрослеет…
Вот я иду в поликлинику на лечение (затянулась моя простуда), а он остаётся один во дворе – катается с ледяных гор на картонке. В поликлинике очередь, я прихожу только через час. Антоша радостно кидается мне навстречу – румяный, весёлый, весь в снегу… Утыкается мне в колени.
– Ну, как ты здесь, малыш?
– Хорошо! – докладывает он. – На мусорку не ходил, на дорогу не ходил, никого не обижал, картонку у девочек не отнимал.
(Молодец, выполнил все мои наказы!)
– Молодец, – хвалю я сына. – Ты у меня совсем взрослый и самостоятельный. Я очень довольна тобой.
– А ты почему так долго? – интересуется он.
– Очередь была большая, малыш.
– Ну, как тебе – легче теперь?
– Легче.
– Давай я тебя поцелую, ещё меньше будет болеть!
Целую неделю ходила я на лечение – и Антоша с большим удовольствием оставался один на горке. Иногда там было много ребятишек, а порой – вовсе никого. Но Антон с неизменным упоением катался и не забывал о моих наказах. За эту неделю он очень повзрослел, почувствовал вкус к самостоятельности и радость полной свободы хотя бы на полчаса.
Появился у нас в доме приятель – Олег, чуть постарше Антона. Но мало они подружили – отдали Олежку в детсад. А Антон очень потянулся к этому мальчику, только и разговоров было, что об Олеге. Даже во дворе, на снегу, Антон без конца писал его имя… Это было очень трогательно.
Ходил гулять без меня – с Олегом и его бабушкой – чудной Марией Леопольдовной.
Вернулся с прогулки сияющий.
– Хорошо погулял, Антоша? – спрашиваю.
– Так хорошо, так хорошо погулял, что теперь ещё больше тебя люблю!
