Несколько раз ходил в гости к Олегу. Но там вёл себя странно и неожиданно для меня. Несмотря на то, что он был в гостях, он стремился верховодить в играх, не давал Олегу проявить инициативу, и без конца кричал на него:
– Нельзя! Нельзя! Не надо так! Я сам! Не мешай!
Даже непонятно, из чьего это лексикона: дома-то мы всё с ним делаем вместе, и никогда я не скажу ему: «Я сама, не мешай!» Вот уж непонятно, откуда что берётся…
Даже когда стали убирать игрушки и складывать их в коробку, и тут Антон не подпустил Олега, всё хотел делать сам. Сидел на ковре и с педантичной аккуратностью укладывал игрушки в коробку. Но стоило только Олегу тоже что-то положить в коробку, Антон так и заходился от возмущения, даже лицо у него краснело от гнева:
– Ты неправильно делаешь! Так нельзя! Не мешай мне! Я сам!
Не жалея своего труда, он вываливал всё из коробки – и всё начинал с начала… На мои уговоры не обращал никакого внимания. Вываливание из коробки повторялось раза три- четыре. Наконец, Антон выдохся.
– Всё. Устал, – сказал он и, вялый, безразличный, отвернулся от коробки.
Заканчивали уборку Олег с бабушкой, (не позволив мне в этом поучаствовать).
Этот маленький опыт общения показал мне, что у Антона нет никаких навыков общения с детьми. И нельзя на него сердиться за это, так как это не его недостаток, но наша с ним беда – итог замкнутой жизни. Я сама уже разучилась общаться с людьми…
Февраль несётся на белых метельных крыльях… Антон не успевает обрывать листки с календаря. Удивляется и то и дело приговаривает:
– Такой короткой зимы ещё никогда не было!…
Совсем как старичок рассуждает: как будто этих зим у него за плечами – считать – не перечитать…
Этой зимой мой тёплый, ласковый сынок стал задиристым. А началось всё с такого случая.
Тут же, на горке, ещё в январе, катался Антон с одним мальчиком лет семи. Они познакомились и явно понравились друг другу. Нашли две палки и поднимаются на гору, держа каждый палку, о чём-то разговаривают. И вдруг Антон, ни с того, ни с сего, вцепился в Димину палку и стал изо всех выдёргивать.
– У тебя же есть палка! Точно такая же!
– Нет! Отдай, отдай! Это – моя!
– Но у тебя же есть!
И тогда Антон отшвырнул свою палку и свободной рукой так сильно толкнул Диму, что тот упал, выпустив палку из рук, и ошарашено уставился на Антона:
– Ты что? Ты что? – повторял он и не мог сообразить, как же ему отнестись к тому, что его победил карапуз, на голову ниже его.
Я наблюдала всё это с вершины горы, и мне очень хотелось, чтобы Димка дал Антону по шее (так, легонько), и отобрал бы свою палку – и чтобы справедливость восторжествовала.
Но – всё произошло иначе. По шее Димка Антону не дал, палку свою не отобрал. Он… зауважал Антошку! Ещё около получаса мы гуляли, и Димка не отходил от Антона, приглашал его к себе в гости, показал, где живёт, сказал, чтобы мы приходили в любой день. Вот чудеса!
И надо же было такому случиться! У Антона после этого случая в голове всё перевернулось. Он увидел: силой можно добиться всего! И тебя же за это будут уважать и приглашать в гости! Мои разговоры с ним на эту тему его пока не переубедили.
С тех пор он и стал ко всем задираться, Вот съезжает с горы девочка лет трёх на картонке. Антон выхватывает из-под неё картонку, и на моё требование вернуть картонку Ире, отвечает:
– Она мне отдала!
– Не отдала, а ты её отобрал, – уточняю я. – Она младше, она – девочка, а ты обидел её. Верни Ире её картонку.
Антон смотрит на меня нахальными глазам и с улыбочкой отвечает:
– Была её, а теперь стала моя! – и… бежит за кусты и быстро-быстро зарывает картонку в снег!
Ну, картонку мы, конечно, вернули, в конце концов.. Но я поняла, что Антон не понимает разницы между «моё», «чужое» и «общее». Так как дома у нас нет моего и чужого, то и на улице всё, что хочется – всё должно быть моё, причём, немедленно и навсегда.
Видимо, пришла пора и тебе идти в детсад… Вместе со своим другом Олежкой. Пора учиться жить в коллективе.
Ты и сам уже просишься туда – «к детишкам». Когда мы гуляем иногда вечером во дворе детского сада, ты огорчённо спрашиваешь:
– А куда все детишки подевались? Ведь же скучно, когда никого нет.
Решили, что в детский сад ты пойдёшь осенью, после поездки на Украину.
18 апреля 1980 года. Сегодня был роскошный снегопад!…
А у нас в доме распустились тополиные ветки и остро пахнет весной…»
Забавно: теперь, когда всё позади – нервотрёпка зачётов и экзаменов, – теперь я скучаю по своему институту, и очень тянет в этот маленький зелёный дворик, с маленьким Герценом, с шевелящимися тенями на старом тротуаре, с голубями у крыльца… И больше всего тянет на семинар к Долматовскому.
Вторник, утро, приехала, стою на крылечке. Дежурная сказала, что Евгения Ароновича ещё нет. Но вот залетает во двор красный шустрый «жигулёнок», хлопает дверца, выскакивает Долматовский, кожаная куртка нараспашку, седая, как всегда растрёпанная шевелюра, вроде – пожилой, но такой лёгкий, быстрый, улыбается мне ещё издали:
– О, кого я вижу! Привет!
– Здравствуйте. Вот, соскучилась, приехала, – говорю я.
– И отлично, что приехала! На семинаре посидишь у меня?
