вскользь поинтересовался насчет имени на пачке сигарет.
– Фелинг вроде бы, – ответил ливиец.
– Фелинг?
Фелинг был немецким химиком, оказавшим большое влияние на развитие фабрично-заводской промышленности в одном немецком городе. Джемаль запомнил этого ученого, который для определения сахара в различных жидкостях применил реактив – фелингову жидкость, только потому, что сам любил проводить опыты с реактивами.
– Значит, Фелинг? – переспросил Джемаль.
– Кажется...
Чтобы Фаруху Баширу не казалось, чтобы он видел мир через реальное стекло, чтобы вернуть ему зрительную память, чтобы тот раз и навсегда запомнил, что уважаемый Герман Фелинг скончался аж в 1885 году, Ахмед Джемаль коротко размахнулся и вонзил свой кулак Баширу под ребра.
Это был пятый или шестой удар, и от каждого у ливийца мутилось в голове.
Он сидел на стуле, связанный по рукам и ногам крепкими пластиковыми хомутами. Боль в его саднящих руках давала о себе знать ровно до того момента, когда ее сменила другая, нестерпимая; удару агента левой в печень мог позавидовать любой полутяж. Шесть раз секундант мог выбросить на захарканный пол камеры полотенце.
– Фелис!
– Точно Фелис? Не путаешь? Был такой богослов...
– Нет, нет, погоди! Фелициано, кажется.
– Еще один духовник? Вот видишь – несколько ударов, и ты – уже не ты. Где твоя свобода, Фарух? Ты растерял ее, пока спускался в подвал. А я растоптал ее, идя следом.
Глава 16
Падение дома Макгрегоров
Вечером Андрей, оставив Руби и Лору за разговором, последовал за Патриком во флигель.
– Чего тебе надо? – заиграл желваками Патрик. – Зачем ты ходишь за мной?
– Хочу поговорить.
– Нам не о чем говорить. Гусь свинье не товарищ.
– Вижу, ты не во всех вопросах поддерживаешь Стивена.
– Ты правильно думаешь. Но я подчиняюсь законам семьи, в которой живу. Стивен и себя, и каждого из нас считает избранным, лучше и чище остальных, но относится к ним с уважением.
– Стиснув зубы.
– Какая тебе разница?
– Есть разница. Ты ненавидишь меня не потому, что я исповедую политику жесткого запугивания и насилия. И даже если бы ты знал, что я состою в организации, которая планирует убийства отдельных высокопоставленных лиц, твое отношение ко мне осталось бы прежним. Корни твоей ненависти в том, что ты не можешь разорвать узы и вырваться за пределы клановой связи. Ты находишься во власти клана. У тебя есть собственное мнение и собственный голос – но часто ли его слышали в твоей родовой общине?
Андрей смотрел на Патрика не моргая, как будто гипнотизировал его.
– Тебя гложет одна-единственная мысль: получить за мою голову вознаграждение. Но это мизерная сумма по сравнению с той, что ты можешь получить... за тот же телефонный звонок Натану Паттерсону.
– Что-то я тебя не пойму, – прищурился Патрик.
– Не пригласишь меня в дом? Там я тебе все объясню.
Беседа продолжилась в просторной и светлой гостиной с современной мебелью. Андрей принял от Патрика скотч, однако не притронулся к нему, а покручивал тяжелый стакан, наполненный жгучим напитком на четверть, положив ногу на ногу, не ощущая ни капли стеснения.
– Речь идет о восьмидесяти миллионах долларов, которые ты можешь вернуть в семью.
– А они что, были в семье? – не скрывая язвительной насмешки, ответил Патрик. Он стоял в стороне в позе учителя математики, втолковывающего ученикам, в чем разность между двумя величинами.
Он повторился, не услышав ответа на свой вопрос:
– Эти восемьдесят миллионов были в семье?
– Вижу, ты понимаешь, о чем идет речь. Тебе представился шанс воспользоваться этой суммой, не упусти его.
– И что я должен буду сделать?
– Для начала присядь за стол.
Патрик выдержал короткую паузу и последовал совету гостя. Он сел так, что свет от торшера падал на его правую часть лица, а свет, струящийся из окна, освещал его левую половину.
– Вот что ты сделаешь, Патрик: сдашь меня властям, сделав упор на одну важную деталь: когда я намерен вернуться в Локерби.
– Но ты не вернешься.
– Я похож на идиота?
Патрик Херринг сделал очередную паузу, и она затянулась. Он, невольно взяв пример с гостя, стал покручивать стакан на столе и даже не заметил, как часть виски выплеснулась на поверхность. Наконец он нарушил молчание:
– Если я сделаю звонок из дома...
Рахманов перебил его:
– Да, тебе придется несладко. И чтобы уехать из дома, тебе понадобится предлог.
– Об этом я и хотел спросить.
«Он созрел, – индифферентно заметил Андрей, – и он не очень умен. Это то, что мне нужно».
– Твоя жена очень ревнива? Не спрашивай «а что?» – просто ответь.
– Вообще-то... да.
– Моя спутница заинтересовала тебя? Отвечай прямо – ты был бы не прочь затащить ее в постель?
– Прямо так прямо: да.
– Отлично. Не скрывай своей заинтересованности от жены.
– Кажется, я понял тебя. Я все сделаю. – Патрик снизошел до лестного замечания в адрес Рахманова: – Ты придумал для меня отличный предлог смыться из дома.
– Куда именно – у тебя есть идея?
– В отчий дом.
– Он в Карлайле?
– Ты обо мне многое знаешь.
– Достаточно, – ответил Андрей.
Он оставил Патрика одного во флигеле и во дворе дома снова встретился со Стивеном Макгрегором.
– Нашел общий язык с Патриком? – Хозяин покачал седой головой. – Бука. Даже мне редко удается расположить его к себе.
– Но все же удается?
– Время от времени. Но я не собираюсь его ублажать. До сей поры не могу понять: что в нем нашла Лора?..
Они замолчали. Первым нарушил молчание Рахманов – уже когда они перешагнули порог просторного и светлого гаража, в котором хранился и садовый инвентарь тоже, – и слова его заметно взбодрили Макгрегора.
– Завтра я уеду. Ненадолго, думаю. И я наперед знаю, что ты хочешь мне сказать. Мои методы привлекают внимание, но общий результат тебя устроит.
– Ну, не совсем так.
Стивен заиграл желваками. Впервые за много-много лет ему представилась возможность узнать полный, соответствующий действительности список людей, приложивших руку к гибели его старшей дочери. Что
