Федя вспыхнул, но сердца стыд не коснулся. Сердце билось, билось, но не от стыда.
…Только лежа в постели, Федя вспомнил о лисенке. Встал. Отец храпел на весь дом. И мама спала.
Федя потихоньку оделся.
— Ты куда? — спросил Феликс.
— Лисенка поглядеть.
— И я.
— Одевайся.
Ребята натянули штаны, закутались в одеяла и тихонько выбрались из дома.
Луна стояла над крышей Цуриной избы.
Лисенок, измученный за день приходившими глядеть его людьми, спал. Он взвизгнул, подскочил, ударился о брусок клетки, забился в угол, показывая острые клычки.
— Пошли, Феликс! — сказал Федя. — Пошли. Мы ему спать мешаем.
Перед школой Федя кормил своего лисенка. В крошечную дверцу просунул миску с молоком и отошел. Лисенок сидел в углу и к еде не подходил.
— Ладно, — сказал Федя. — Я уйду, только ты поешь, пожалуйста.
Он побежал за ранцем, заглянул в кухню, к бабке Вере, затолкал в рот пару теплых картофельных оладушек, запил молоком из кринки.
— Неужели у тебя нет времени позавтракать, как люди! — всплеснула руками бабка Вера.
— Опаздываю! — Федя схватил еще пару оладьев и убежал.
На улице его поджидал Яшка.
— Здорово! — он протянул Феде руку.
— Здорово!
— Не забыл?
— Не забыл, — ответил Федя и стал думать, что же он такое все-таки забыл.
— Взял?
— Нет! — испугался Федя.
— Ладно, все равно на базар пойдем после уроков.
«День рождения Оксаны! Вот что!» — вспомнил наконец Федя и, чтобы не думать о копилке и криках тети Люси и бабки Веры, если они прознают, поскорее перевел разговор.
— Видал, немцев вчера вели?
— Видал, как не видать. Я им соленых огурцов выносил.
— Ты?.. Немцам?
— Какие они теперь немцы? Пленные.
— А я тоже! — обрадовался Федя. — Я им хлеба дал.
— Ребята из рогатки хотели по ним, — вздохнул Яшка, — вот я и вынес огурцов… Не стоят они того, да уж ладно. Будут у нас грехи свои отрабатывать. Такого понатворили.
Яшка говорил, как взрослый, и Федя помалкивал. А в школе ждала радость.
Соседка Федина, Лилька, так и сияла, прикрывая ладошкой рот. Федя поглядел на себя, под партой потрогал пуговицы на ширинке — все было как следует.
И тут вошла в класс Лилькина мама, настоящая учительница Клавдия Алексеевна. Федя сразу догадался, что это — она.
Ах, Клавдия Алексеевна была совсем-совсем некрасивая. Лицо желтое, на щеках мелкая рябь морщин, веки тяжелые, бровей почти не видно, волосы собраны в пучок.
Она стояла перед классом и смотрела на ребят, не на всех сразу, а на каждого по очереди, и каждому говорила:
— Ну, здравствуй, Яша! Управляешься с братишками? — и улыбалась, и Яшка улыбался в ответ:
— Управляюсь, Клавдия Алексевна!
— Ярослав, голубчик! Ты, думаю, уже не только всех русских царей изучил, но и всех князей, а их было видимо-невидимо.
— Я фараонов теперь изучаю! — радостно подскочил Кук и улыбнулся в ответ на улыбку.
И никто свою улыбку не отпускал, и весь класс улыбался.
— Тебе, Федя, хорошо с ребятами? — спросила Клавдия Алексеевна.
— Очень хорошо! — совершенно счастливый, звонко выкрикнул Федя.
И все засмеялись.
Клавдия Алексеевна прошла по рядам, трогая руками кудлатые мальчишечьи и расчесанные девчоночьи головы. Те, кто сидел у стены, придвигались к соседу, подставляя головы, чтобы их ненароком не обошла добрая рука учительницы.
А потом была математика, задача на муторные бассейны, и вот ведь диво: Федя понял — что к чему. Первый раз в жизни понял, как решаются задачки.
Из школы выходили втроем: Яшка, Федя, Кук. Пятиклассники ждали.
— Я за Цурой сбегаю! — сказал Федя.
— Погоди! С крыльца не сходите, я мигом! — Яшка кинулся назад в школу.
Кук стоял, смотрел на верхушки деревьев, словно это ждали кого-то другого.
— А гнезда уже пустые, — сказал он. — Что-то больно рано.
— Наверное, зима холодная будет, — Федя следил за мальчишками. Они чего-то затевали, подавали какие-то знаки в школу.
— Я люблю зиму, — сказал Кук. — Люблю, когда деревья в инее. И когда луна и мороз.
«О чем он бормочет! — закипал потихоньку Федя. — Сейчас ребята бить кинутся, а он про луну».
И точно! Из двери выскочил мальчишка и двумя руками толкнул Кука с крыльца в толпу пятиклассников. Кулаки взвились, но тотчас раздался властный сильный голос:
— Кто его тронет, будет иметь дело со мной.
Мальчишки отпрянули. На крыльце стояла Клавдия Алексеевна.
— Зайцев, Саша! — окликнула она одного из пятиклассников. — Помнишь, мама твоя приходила в школу искать на тебя управу?
— Ну, помню! — мрачно откликнулся Саша Зайцев.
— Ты все помнишь?
Саша промолчал.
— Так вот, если твоим приятелям неймется, ты расскажи им о том, с чего началась наша дружба. Мы ведь друзья?
— Друзья! — совсем не зло отозвался Саша.
Федя приоткрыл дверь в комнату — никого. Быстро портфель в угол и — к старому, давно сломанному патефону. В трубе усилителя звука лежали их совместные с Феликсом капиталы. Федя сунул руку, ухватил свернутые трубочкой деньги, подумал, бросил три пятерки назад, чтоб Феликс не больно орал, остальные деньги в карман. Только спрятал — крадущиеся шаги бабки Веры.
— Ты чего? — спросил Федя, резко обернувшись.
— Я-то ничего, — цепкий взгляд обшарил с ног до головы.
