в портмоне были только полторы тысячи долларов, как раз на три дня жизни на десять персон с девушками и кокаином.
Дальше все шло по нарастающей, сын пошел вешать упавшую со стены полку к сестре своей матери, к тетке, и украл у нее небольшую сумму, и та тетка подала на него в суд, дали три года, правда, условно.
Он прикарманил немного, шестьдесят долларов, но тетка, пьющая баба, и такие деньги считала несметным богатством и была обозлена и обижена — приняла, накормила, напоила, а он унес!
Конечно, какая там школа, не до того, после ареста его выгнали — но и работать в приличное место Руслана не брали, первый же клик в компьютер, в базу данных, давал его фамилию с отметкой о сроке.
Мама-посудомойка в эти времена уже догорала — ноги стали слоновьи, работать она не могла, язвы на голенях донимали, разбухла до неузнаваемости.
Отец в ту пору как-то ее увидел, пошел за пропавшим сыном к бывшей жене в ее незапирающуюся нынешнюю квартиру.
Она не удивилась, а с плачем начала жаловаться, что Витька (сожитель) ее опять избил, и в доказательство показала все синяки и нарывы, все гнойные дыры на голенях…
Видимо, грузчик злобствовал и поколачивал ее, а сын как-то подпитывался и допивал с материнского стола, где водка не переводилась.
Квартира была той хатой, куда можно было в любое время прийти, если ты с бутылкой.
Наконец, Русланову отцу позвонила сестра бывшей жены, та самая тетка, и сообщила, что Анджелу увезла «скорая».
Дело было ночью, но удалось дозвониться до какого-то пьяного охранника в Склиф, тот выматерился, что уже ночь-полночь, но велел перезвонить через десять минут. Во второй раз охранник уже не матерился, но сказал: «Ты че, она умерла в семь вечера, опомнился!»
Бывший муж сообщил сыну о смерти мамы только утром и через несколько минут кинулся на балкон и вовремя ухватил ребенка за колени — тот уже встал на табуретку и готовился нырнуть с шестого этажа. Он весь дрожал и безостановочно лил слезы.
Сожитель умершей не дал ни копейки на похороны, сестра покойной тоже, все пришлось оплачивать бывшему мужу.
Важно то, что врач из института Склифосовского пригласил его на беседу и сказал, что больная умерла не сама, а был криминал, то есть разрыв аорты в результате побоев, и будете ли вы возбуждать уголовное дело.
Бывший муж, не раздумывая, резко отказался и потом об этом не жалел: было бы долгое расследование, и неизвестно, какие показания дал бы опившийся грузчик, спасая свою свободу. Мало ли, он мог все свалить на бывшего мужа погибшей подруги, вроде бы он пришел, избил и ушел, а сожитель свидетель, и он вызвал «скорую».
Через некоторое время все выяснилось. Тот Витька в пьяном виде позвонил бывшему мужу и сказал, что Анджела была застрахована на двадцать тысяч долларов. «У меня,— сказал он,— все бумаги, и мы поделим, давай побазарим»,— сказал хмельной мужик.
Бывший муж отказался со словами «больше мне не звони». Своим быстрым разумом он просчитал, зачем была убита Анджела и какие могут быть результаты, если сын получит эти двадцать тысяч. Живо вспомнился праздник с девушками на полу.
А сожитель-то — полный идиот, чего было убивать Анджелу, если грузчик точно знал, кому была завещана страховка. В бумаге было написано имя. Сыну-сыночку, ясный пень, его она любила больше жизни, его, только его. И сын ее так же любил.
Но как это, поделить деньги, что получишь не ты, а парнишка? Разумеется, думал отец, грузчик предложил бы убить наследника, вот тогда и денежки пополам, то есть у грузчика бумага, а у тебя этот сын, и будем действовать.
Как он додумался, что сожительница застраховалась в пользу сына, понять нетрудно.
Теперь отец реально видит нависшую над ним опасность, прозревая в выросшем сыне ход мысли грузчика, и ложится спать не без опасения.
С далеко идущей целью он уже сообщил многодумному наследнику, что завещал свою долю в квартире сыну от первого брака, проживающему на родине, это раз, и второе — что сам отнес в милицию заявление, где написал, что в случае моего убийства кого надо в первую голову посадить на двадцать пять лет. Считай, ты выйдешь в сорок три года из зоны, если вообще выйдешь, там таких, кто отца убил, опускают и потом находят в петле.
Превентивные беседы отец ведет с сыном тогда, когда замечает в нем приступы злобы. Дитя не имеет ключа от квартиры и, пока отец не пришел с работы, гужуется в подъезде. Пусти его одного сидеть дома, мигом обнаружишь ту же картину: девки на полу, война в Крыму, Крым в дыму, половина имущества растворилась во мраке, видео, телевизор и радиотелефон, куртки и чемодан.
Так-то отец — бравый мужик, работает, ходит в баню по субботам, носит домой продукты и говорит бабам на работе, что сынок жрет безостановочно, пока все не переест. Всегда ничего не оставлено на утро! (Кроме сырой картошки и морковки.)
И что он там думает, сынок, сидя в подъезде часами у батареи, о чем мечтает, как строит планы на будущее, никому не понять.
Отец-то прозревает все это, поэтому следит за своим здоровьем и каждый вечер разговаривает по скайпу со старшим сыном, который закончил институт и собирается ехать в аспирантуру, но не в Москву. Чего я тут не видел, в Рашке. В Бостон, к маминой сестре.
А потом они ложатся спать, отец с сыном, мальчик с полным на будущее желудком и опасливый отец, который на прощание мечтает о Бостоне, о домике в предместье, о бассейне — все это для старшего сына, для него. И половина квартиры ему все-таки достанется в случае чего.
Все убрано из квартиры, молоток, гантели, веревки, острые ножи.
Отец, правда, упражняется на турнике, вставленном в дверной проем. Он бережет здоровье на всякий случай, хотя ни в чем не уверен.
Малый ведь способен принести со двора кирпич в пакете. И на улице у подъезда может встретить папу с дружками. Ни в чем нельзя быть уверенным. Никакого просвета.
Но и жениться нельзя, хотя подруга есть, нельзя улучшать свою жизнь, уходить на другую квартиру (у молодой подруги имеется всё, дача, машина). Сына не оставишь и с собой не возьмешь. Никому ты не нужен, кроме меня, бедняга. Никому на белом свете. Спи пока.
Нет решения
Главное, что в ней было, это яростное чувство превосходства, пылающий пламень, якобы скрытый от глаз, но, как всякий пламень, иногда дающий всплеск в виде темпераментных поучений.
Она была учитель по натуре — известно, что эта профессия основана на нетерпеливом превосходстве, на проповеди,— притом эта женщина была не кто-нибудь, а кандидат математических наук, блестящий молодой ученый, чья эрудиция и неожиданные решения всех поражали.
