подешевле.
Расплатилась, переехали.
Сын отвечал матом на все материнские упреки и справедливые замечания, требовал денег.
Мать работала из последних сил, да и свалилась.
Последний вариант, операция, облучение, муки. Умерла. Освободила от своего присутствия негостеприимный мир, неприветливое человечество.
Где, где была ее ошибка, если она всюду старалась прожить наилучшим образом, сделать дело как можно более скрупулезно: образцовый дом, талантливый сын, сама скромная и пожертвовавшая своим даром ученого ради семьи? Где она проиграла, на чем?
Может быть, на том, что яростно проповедовала по любому поводу перед мужем?
Или на том, что срубила сук не по себе, вошла в среду, где нет пощады?
Да многие жены проповедуют, обличают, выводят на чистую воду, предсказывают, сулят и торжествуют, когда их предсказания осуществляются в полной мере,— и много тех жен, кто срубил сук повыше, и у них все обошлось, и ничего.
И ничего, повторяем, притерпелись.
Может быть, дело в том, что она совершила главную ошибку — предпочла мужу свое главное произведение, вершину своей жизни, дорогого сыночка?
Но так часто у матерей и происходит, однако случается, что семьи все-таки удерживаются в полном составе.
А у нее, у бедной Марины, все полетело в тартарары.
Нет решения у этой задачи, да и ничья жизнь не решает ничего: проходит как ни в чем ни бывало, оставляя одни вопросы и слезы — и цветы на сырой земле.
Не любила и не бросила, а ее полюбили и бросили.
Странная история мужа и жены
Что происходит с одиноким человеком на его последних минутах, никому не разгадать.
Вот одна из таких историй, которая, как ни странно, закончилась смехом.
Жила-была женщина, у которой имелся муж.
И это он над ней посмеялся после своей смерти.
Задолго перед тем обстоятельства были таковы, что данная семья жила не очень дружно, как часто бывает на десятом-пятнадцатом году совместного существования.
Муж совершенно явно скучал со своей женой, раздражался, у них бывали даже громкие скандалы — в общем, всё как у всех.
Хорошая пора, когда они держались друг за друга и совместно противостояли бедам, закончилась, муж все чаще задерживался на работе, и его гораздо больше интересовали теперь дела друзей и подруг, чем дела собственной семьи,— хотя их дочь еще не выросла, ей и было-то всего двенадцать лет, и ее обижали в школе, один мальчик специально бил тяжелым ботинком по ногам, девочка ходила в синяках.
Но заставить отца поговорить по-мужски с этим начинающим терминатором было невозможно. Мать сама отнесла жалобу и данные медицинской экспертизы в детскую комнату милиции — в школе надеяться было не на что, отец этого мальчика, владелец ресторана, давно уже платил директрисе, чтобы та не выгоняла его наглого сына за постоянные драки, двойки и перебранки с учителями. Сам-то он его регулярно порол, по словам мальчугана (который этим явно щеголял перед классом).
Впору было забирать девочку из этой хорошей школы. Муж говорил под горячую руку и под градом обвинений со стороны жены: «Пусть борется, противостоит. Мы же не будем всю жизнь объясняться с ее обидчиками».
Действительно, девочку пришлось забрать из школы, потому что малый начал бить ее в живот, чтобы не оставалось следов (до его отца, видимо, дошли сведения о медэкспертизе, и он, колотя в очередной раз сынулю, объяснил ему, куда можно, а куда нет).
И пошло-поехало, все вопросы, все проблемы, которые возникали перед бедной женщиной, ей приходилось решать самой.
Муж приходил поздно, когда она уже лежала в их общей кровати, он ужинал в гостиной один, глядя в телевизор, и, даже если жена уже засыпала (с помощью снотворных), ей приходилось пробуждаться от того, что муж бесцеремонно передвигался по спальне, шуршал, кашлял, искал что-то по ящикам, наконец раздевался, тоже не стесняя себя, и укладывался рядом, сразу же проваливаясь в тяжелый сон с храпом. Просить его не шуметь жена уже не решалась, потому что муж начинал раздражаться и в лучшем случае называл ее «террористка».
В конце концов жена переместилась спать в общую комнату, где стоял телевизор. Теперь мужу нельзя было сидеть там со своим ужином, глядя в экран, и он устроил очередную выволочку по этому поводу, крича: «Ты террор тут не устраивай». Вскоре он забрал телевизор к себе в спальню.
Это уже был как бы раздел имущества. Получалось, что сосуществовали недружественные соседи, почему-то ведущие общее хозяйство.
То есть хозяйство вела жена, она покупала продукты, готовила, стирала, гладила, убиралась, мыла посуду — всё как всегда.
Муж — так было с некоторых пор заведено — денег на хозяйство не давал.
Это началось полтора года назад, когда у него на работе задержали зарплату, причем дальше не платили еще хороших полгода.
Но тогда муж с женой еще жили мирно, дружно, они вместе ходили по субботам на рынок, и муж тащил тяжелые сумки.
Жена в связи с этим форс-мажором, то есть нехваткой денег, взяла дополнительную работу, сидела вечерами над бумагами у компьютера (она была финансовым работником), чтобы заработать недостающее.
Однако с тех пор муж больше уже не давал ей денег. И когда ему начали платить, жена так и не узнала, а спрашивать постеснялась.
Вот с этого времени начиная все и пошло у них вкривь и вкось. Видимо, мужа заранее раздражали невысказанные претензии жены, и он старался как можно меньше времени проводить дома. Даже в выходные он убегал пораньше, как будто боялся, что его спросят: а почему ты не ходишь на рынок, все приходится таскать вместо тебя, а ешь ты все так же регулярно и носишь выстиранное, но за квартиру и телефон не даешь денег.
Муж как бы притворялся, что по-прежнему не получает денег, хотя по его поведению было понятно, что деньги у него водятся. К примеру, он покупал дорогие книги, и у него появился хороший фотоаппарат, мечта еще с молодости.
В довершение всего он купил себе небольшой лэптоп, но не оставлял его дома, а брал с собой. Этот компьютер увидела дочка, зайдя к отцу в комнату, когда он пошел в душ, и сказала об этом матери. Та смутилась и попросила дочку не входить к отцу, когда его нет.
