«Прошел слух, что царевны [как сообщает Гульбадан] находятся на пути из Кабула. Мой царственный отец выехал им навстречу и остановился у Новых бань, чтобы подобающим образом приветствовать Любимую Госпожу [Ханзаде], мою старшую тетку и старшую сестру моего отца. Царевны, которые ехали вместе с ней, засвидетельствовали свое почтение падишаху. Они были очень счастливы и пали ниц, вознося благодарственные молитвы, после чего все вместе двинулись в Агру. Падишах позаботился о жилище для каждой из них».
Однако Ханзаде недолго восхищалась великолепием Агры и вскоре направилась к своему супругу, темпераментному Махди-ходже, правителю Итаваха, расположенного на главной дороге, связывавшей восточные и западные области. Вероятно, Ханзаде присутствовала при том, как Бабур сопровождал вновь прибывших, показывая им новые сооружения, воздвигнутые в соответствии с его замыслом создать в Агре новый Кабул. Гульбадан находила, что ее новообретенный отец создал настоящие чудеса.
«На одном берегу реки Агры он приказал построить для себя каменный дворец, с одной стороны которого был сад, а с другой – гарем… Он взял с собой в Дхалпур Ее Высочество и Махам, чтобы показать им резервуар, вырубленный в сплошной скале и имевший в поперечнике около семи шагов. Когда- то он говорил: «Когда работа будет закончена, я наполню бассейн вином». Однако так как перед битвой против Рана Санги он отказался от вина, то наполнил резервуар лимонным соком…
В Сикри [неподалеку от места последнего сражения] Его Величество приказал сделать резервуар, воздвигнув посередине его возвышение, и, когда все было готово, он часто отдыхал там или упражнялся в гребле… В саду Сикри, устроенном моим отцом, есть величественный каменный павильон, в котором он любил сидеть и работать над своей книгой. Однажды я с моей афганской няней сидела на нижнем ярусе, когда Госпожа пришла для молитвы. Я сказала няне: «Подними меня». Она стала меня поднимать, и моя рука выскочила из сустава. Силы покинули меня, и я начала плакать. Послали за костоправом, и только после того, как мне вправили руку, падишах удалился».
В памяти Гульбадан остался не только этот случай, когда отец терпеливо дожидался, пока не уляжется ее боль. Она упоминает и о приступах усталости, которые время от времени овладевали Бабуром.
«Несколько дней спустя он навестил сад Хашт-Бихишт. Там был источник, чтобы совершать омовения перед молитвой. При виде его он сказал: «Мое сердце переполняет усталость, вызванная государственными заботами. Я хотел бы удалиться от дел и поселиться в саду, как живет хранитель чаши Тахир. А все свое царство я отдал бы Хумаюну».
При этих словах Госпожа вместе с детьми принялись горевать и восклицать сквозь слезы: «Да поможет вам Всевышний в мире и спокойствии править вашей страной еще долгие, долгие годы». Госпожа сказала: «Пусть и ваши дети после вас доживут до преклонного возраста!»
Незадолго до этого случая в Агру неожиданно прибыл Хумаюн. В сохранившихся записях падишаха и мемуарах его дочери не упоминается ни дата его приезда, ни его подробности. Возможно, Бабур сознательно не упомянул об этом событии, верный своей привычке представлять в благоприятном свете заблуждения своего наследника. Находившийся в Кашгаре царевич Хайдар слышал – не от самого ли Хумаюна? – что падишах вызвал своего сына в Агру. Другие авторы цитируют слова Бабура, в которых он сообщал о встрече с сыном, однако есть сомнения, что это более поздний вымысел.
«Когда он вошел, я был занят беседой с его матерью. Его появление тронуло наши сердца и заставило глаза заблестеть. У нас было принято ежедневно накрывать стол для гостей, однако в тот день я устроил праздник в его честь, чтобы показать ему свое расположение. Некоторое время мы провели вместе, связанные истинной дружбой. Воистину, разговаривая с ним, чувствуешь его обаяние и непревзойденную мужественность».
Возможно, Бабур и не произносил этих слов, но, несомненно, отнесся к Хумаюну со всем великодушием, – после того, как пришел в себя от удивления по случаю, что его сын бросил свой пост и, не спросив позволения, явился ко двору. Бабур удовлетворил любовь Хумаюна к уединению и пожаловал ему Самбхал, один из наиболее богатых уделов Хиндустана, расположенный вверх по реке в двух днях пути от Агры, откуда уже были видны заснеженные хребты Гималаев. Там Хумаюн окружил себя собственным двором и приближенными.
Хайдар вспоминает, как Бабур отозвал из Бадах-шана десятилетнего Хиндала, заменив его более старшим Сулейманом, сыном своего самаркандского родственника, Тощего бека, которому Бабур в свое время пожаловал земли Бадахшана, однако за давностью события никто не вспоминал об этом. «Сулейман, – писал он Хайдару, – мне как родной сын». Возможно, обдумывая эти слова, он вспоминал о непокорном Хумаюне? Во всяком случае, Махам поддерживала добрые отношения с Хумаюном во время его визита в Хиндустан.
Однако вскоре дурные предчувствия Махам начали сбываться. Влажный и жаркий климат индийской равнины наваливался на прибывших с прохладных гор домочадцев Бабура, собирая с них дань в виде неизбежных болезней. Бабур давно страдал от перемежающейся лихорадки и дизентерии. Следующей жертвой стал ребенок Дильдар – матери Гульбадан, от которой ее забрали в раннем детстве. Это случилось через несколько дней после семейных рыданий в Золотом Саду. Вот что сообщает об этом Гульбадан:
«Через несколько дней заболел царевич Альвар. Его болезнь выражалась в кишечном расстройстве, которое становилось все хуже и хуже, несмотря на все старания, прилагаемые врачами. В конце концов он покинул нас и отправился в небесный дворец. Его Величество очень горевал и печалился. Царевна Дильдар обезумела от горя по своему сыну, поскольку в ее возрасте не имела других детей. Ее скорбь не знала границ, и Его Величество сказал Госпоже и другим царевнам: «Вам следует повидать Дхалпур». Он отправился туда по реке в лодке, и царевны просили также разрешить им путешествовать в лодке».
Затем болезнь нанесла по семье новый удар. Приближался жаркий сезон, и вскоре Махам услышала о том, что недуг сразил ее единственного сына – Хумаюна.
Молитва Бабура
Жара сдавила задыхающуюся страну в своих тисках и загнала женщин в тенистые сады, раскинувшиеся по берегам рек. Падишах по-прежнему не искал себе убежища и не прерывал своих трудов, – следовало проводить Сулейман-шаха в его горные владения, предпринять поездку в граничащие с Китаем области, куда его настоятельно приглашали родственники по монгольской линии, – по дороге туда необходимо было заглянуть в удушливые долины Лахора и подавить возникшие там беспорядки; кроме того, предстояло собрать на совет ясаулов Камрана из Кандагара, съездить на охоту в прохладные горы возле Сихринда – цитадели бежавших султанов, затем отправить экспедицию в Кашмир и вновь проверить записи в своей книге, после чего отправиться в Сикри и отдохнуть, катаясь на лодке по озеру.
Письмо из Дели вырвало женщин из сонного оцепенения. Об этом мы узнаем от Гульбадан. «От Мауляны из Дели пришло письмо, в котором было сказано: «Царевич Хумаюн болен, и болезнь его необычна. Ее Высочество Биким следует незамедлительно прибыть в Дели. Царевич очень обессилел».
Доставивший письмо гонец пояснил, что Мауляна, ближайший советник царевича, выехал в Дели водным путем, решив доставить туда заболевшего царевича.
«Услышав эти известия, Госпожа была бесконечно встревожена и устремилась в Дели, как жаждущий стремится к воде. Они встретились в Матхуре. Своим опытным глазом она тотчас заметила, что он сильно ослабел и нездоров – гораздо сильнее, чем ей об этом говорили. Из Матхуры они оба, мать и сын, как Мария и Иисус, отправились в Агру. Когда они приехали, ваша покорная слуга вместе со своими сестрами как могли ухаживали за царевичем.
Казалось, что он слабел на глазах. В минуты просветления, когда язык мог повиноваться ему, он говорил: «Сестры мои, как я рад вас видеть. Подойдите поближе и обнимите меня. Я не поздоровался с вами». Наверное, три раза он поднимал голову и повторял эти слова.
Когда Его Величество вошел и увидел больного, его лицо омрачилось и стало видно, что его охватил ужас.
Тогда Госпожа сказала: «Не волнуйтесь за моего сына! Вы – государь, и не должны горевать. У вас есть и другие сыновья. Я горюю оттого, что у меня нет больше сыновей».
Его Величество отвечал: «Махам! Это правда – у меня есть и другие сыновья, но только одного Хумаюна мы оба можем назвать нашим сыном. Я молюсь, чтобы он остался в живых и выполнил все свои желания и
