— Ты никогда не будешь в одиночестве, моя дорогая. Я всегда буду рядом.
Николь была в шоке. Всего несколько минут назад Филип разыграл сцену примирения с ней тем же севшим голосом.
И она купилась на это! Она поверила ему, когда он сказал, что сделает все ради ее счастья. Конечно, сделает, подумала Николь с горечью. Если он сделает ее счастливой, она будет согласна и дальше жить в браке с ним и не станет отнимать Робби.
И все это время той, о которой он действительно думал, была Клодин. Самое сложное — убедить другую женщину, что терпение — это добродетель. Однако для такого человека, как Филип, это не составляло труда. Он имел завидную способность убеждать женщин.
Но не ее. Больше ни за что! Он в последний раз предал ее. Взгляд Николь помрачнел, когда она представила себе свое будущее без него. Потом она распрямила плечи и высоко подняла подбородок. Она справится.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
После бессонной ночи Николь пришла к окончательному решению. Ей надо вернуться в Сан-Франциско и попытаться собрать по осколкам свою жизнь. Ее сердце разрывалось при мысли о том, что ей придется оставить здесь Робби, но ему будет лучше во Франции. Может быть, Филип не любил ни одной женщины, но он любил своего племянника. И мальчик уже успел полюбить его. Филип может очаровать самого дьявола.
Она будет регулярно звонить и писать Робби. И возможно, когда горечь уляжется, Филип разрешит мальчику навестить ее. Она никогда больше не вернется сюда.
Но сейчас надо было думать о настоящем. Бледная, но решительная, Николь спустилась вниз поговорить с Филипом. Разговор этот не обещал быть приятным.
Он понял, что вчера за обедом что-то случилось. Николь сослалась на внезапную головную боль, чему он не поверил. Правда, она действительно выглядела измученной, и он не стал донимать ее вопросами. Сейчас она взяла себя в руки и приготовилась к предстоящему бою.
Филип был ошеломлен новостью о том, что она уезжает. Когда она сказала ему о причине, он не поверил своим ушам.
— Ты не можешь продолжать ревновать меня к Клодин! Ну как еще убедить тебя, что между нами нет никакого романа? Я думал, что ты в конце концов поверила мне.
— Как я поверила всему остальному, что ты мне наговорил? — горько спросила она.
— Что произошло? Скажи мне, и я помогу тебе, — произнес он медовым голосом, приближаясь к ней.
— Не дотрагивайся до меня!
— Скажи мне хотя бы, что случилось, — умоляюще произнес он.
— Я услышала твой разговор с Клодин вчера на приеме. Я в кустах искала сережку, которую ты сшиб во время трогательной сцены, когда плел мне о том, как много значит наш брак для тебя. Ты был настолько убедителен, что я даже не заметила, как потеряла ее.
— Видимо, не настолько убедителен. Должно быть, тебя долго терзали сомнения в моей искренности, иначе ты не стала бы подслушивать в кустах.
— Не пытайся только взвалить вину на меня! Это ты ведешь нечестную игру с того момента, как узнал о Робби. Я бы, возможно, смогла смириться с этим, но пытаться склонить меня к интимным отношениям, чтобы я не задавала лишних вопросов о твоей личной жизни, — это достойно презрения.
Филип бесстрастно смотрел на нее.
— Ты решила, что я исходил из этих побуждений?
— Не пытайся убедить меня в обратном. Я слышала, как ты говорил Клодин, что все наладится и она не будет одинока.
— И это все? — воскликнул он. — Ты все совершенно превратно поняла! Я только…
— Не утруждай себя, изобретая объяснение, — перебила его Николь. — Я не поверила бы тебе, даже если бы ты сказал мне правду… хотя это было бы что-то новенькое.
Его лицо стало напряженным.
— Как я вижу, что бы я ни сказал, ничто не изменит твоего решения. А как ты все объяснишь Роберу?
— Что-нибудь придумаю.
Она изо всех сил старалась скрыть свое отчаяние.
— Ты и в самом деле способна уйти, даже не оглянувшись? — спросил он.
По какой причине он мог бы попытаться ее удержать? Только потому, что хотел, чтобы у Робби был надежный дом, а у него самого не было никаких проблем, связанных с опекой мальчика.
— Мне надо собрать вещи, — сказала она. — Кто-нибудь сможет отвезти меня в парижский аэропорт?
Он ошеломленно посмотрел на нее.
— Ты уезжаешь прямо сегодня? Но ты даже не знаешь, можно ли забронировать место в такой короткий срок.
— Если я не смогу попасть на прямой рейс до Сан-Франциско, то полечу через Нью-Йорк. Туда часто летают самолеты.
Николь не терпелось поскорей закончить этот раз говор. Она не знала, надолго ли еще хватит у нее выдержки.
Но Филип, как назло, задерживал ее.
— А как же твои планы насчет модельного бизнеса? Мое предложение о содействии остается в силе.
Несколько имевшихся у нее эскизов не были настолько хороши, чтобы показывать их какому-то известному модельеру. Она могла бы оправдать себя своей занятостью делами Робби, но на самом деле ее жизнь с Филипом была настолько насыщенной, что не оставалось времени ни на что другое.
Пока она, задумавшись, искала подходящий, не слишком откровенный ответ, раздался звонок в дверь. Спустя минуту в кабинет вошла сопровождаемая Полем мадам Галантуа.
— Не беспокойся, я ненадолго, — язвительно сказала она Филипу. — Я заехала за своей шкатулкой с ювелирными украшениями. Я была так расстроена твоим хамским поведением, что, уезжая, забыла взять ее с собой.
— Уверен, что дома у тебя найдется еще больше украшений, — протянул Филип. — Тебе не было необходимости заезжать сюда за этим специально.
— Ни к чему так грубо демонстрировать, что я нежеланна в этом доме, — возмущенно сказала Катрин.
— Я вовсе не собирался это делать. Я просто имел в виду, что тебе не стоило тащиться в такую даль.
— Мне все равно нужно было приехать в эти края. Я встречаюсь с друзьями. Мы собираемся на экскурсию на наш винный завод, а потом у нас будет совместный обед.
— Может быть, задержишься на минуту, чтобы попрощаться с Николь? Она возвращается в Сан- Франциско.
Николь надеялась, что его мать узнает об этом только после ее отъезда, но Филип решил взять реванш. Радость, которую Катрин даже не потрудилась скрыть, была так очевидна, что она тут же озабоченно спросила:
— Надеюсь, ты не позволишь ей забрать Робби?
— Не могла бы ты вести себя тактично хоть раз в жизни? Николь великодушно предложила отказаться от своей опеки над мальчиком. Она и ее сестра проявили больше чуткости по отношению к Галантуа, чем мы.
— Мне не нравится твой тон, Филип! В этом не только моя вина.
