Непогребенные голоса Шинаване[266],непогребенные голоса Муэда[267]взывают к нам, просят восстать.Дантовы виденья Герники,рожденные кистью Пикассо,отзываются в нас болью,взывают к нам, просят восстать.Огнедышащие жерла орудийизвергают пламя свободы,мертвыекровавыми буквами пишут свободу.Свобода будет реветьв раскаленных добела стволах ружей,пока дерево свободы не покроют цветы,пока созидатели миране нарисуют в небесной синибелокрылые контуры мира,пока из праха прошлогопо заветам Шивамбо Мондлане[268]не возникнет новый Мозамбик.Кровавые слезы, которыми мы оплакиваем его смерть,станут нулями, летящими в цель.Наперекор ночному вою гиен,ощеривших кровавые пасти,на зверином пирувырастает фигура гиганта:в одной руке у него факел свободы,винтовка — в другой.Это сын сумерек,в которых покоятся героиот Спартака до Гевары и Лумумбы.Вот он идет — Мондлане — не символ,а уверенность, компас, показывающий дорогу к победе,когда гиены с желтыми глоткамисгинут в огне свободыи исчезнет даже пепел их сгоревших тел.
Лазурный ореолнездешних звезд.И море маков —багряный бредвоспоминанья.Большие нестерпимые цветы;разлапистые лацканы корнейи лепестки, впечатанные в память.Как девушки, чей вечный голодрождает голод и не знаетметафизических проблем.А ненависть,могущая не меньше(когда не больше),чем безнадежная любовь,которою у нас полныизвечнодырявые карманы?!И не уйти им, никомуим не уйти.Шесть миллионов восемьсот шестнадцать тысячсто голосов