Радист снова поднял голову.
— Ваш Координатор на связи.
Мортон взял трубку.
— Да, Фрэнк.
— У меня на связи Битбург. Он хочет сообщить вам, что Соня Крэйтон мертва. Сердечный приступ. У Иосифа тоже был приступ — ночью. Битбург говорит, что с ним была молодая женщина, которая вызвала «скорую». Битбург хочет сообщить вам, что он велел служащим Нобелевского фонда ни словом не упоминать о ней.
— Как Иосиф?
— Один из моих ребят только что связался с больницей. Врачи говорят, что он слаб, но положение стабильное. Битбург считает, что ввиду сложившихся обстоятельств ему следует вернуться в Женеву.
Мортон издал короткий рык. Он уже имел случай наблюдать раньше, как Уолтер делает это — моментально увеличивает расстояние между собой и всем, что может хоть как-то расстроить его.
— Прежде чем он уедет из Стокгольма, пусть удостоверится в том, что граф Линдман понял: я попросил Марту Гамсум остаться с Иосифом, и если до меня дойдет хоть одно слово, порочащее ее репутацию, я сам прослежу, чтобы король лично исправил это. И попроси врачей Иосифа передать ему от меня привет.
— Будет сделано, — бодро произнес Координатор. — И последнее. Битбург говорит, что Мадам улетела во Франкфурт. Сказала Линдману, что собирается повидаться с президентом Бундесбанка.
— Поблагодари Уолтера за это, — сказал Мортон, вешая трубку.
Снаружи первые лучи солнца начинали окрашивать снег в цвет меди. Мортон повернулся к Мюллеру и объяснил, что ему нужно сделать.
Глава 30
В своем кресле, накрытом стерильной простыней, доктор Ромер ехал по коридору, ведущему в операционные палаты. В каждой операционной кипела активная работа. На нем были маска, халат и шапочка, как и у всех фигур, сгрудившихся вокруг лежавших под наркозом пациентов. Некоторые реципиенты прибыли теми же рейсами, что и предназначавшиеся для них органы.
Последние органы были баварского урожая. Их прибытие смягчило шок от известия, отправленного по факсу вашингтонским Координатором: Клингер погиб в автомобильной катастрофе. Полиция сообщила, что нанятая им машина потеряла управление, а последовавший пожар кремировал тело. Координатор предпринял все необходимые шаги, дабы убедиться, что полиция не слишком глубоко копнула в плане идентификации трупа.
Доктор Ромер развернулся, чтобы дать проехать каталке. Сестра по уходу и анестезиолог везли Пьера Саванта, могущественного главаря марсельской банды, который по приезде в клинику вел себя так агрессивно, что Крилл чуть было не отказался оперировать его. Теперь, накачанный седативными препаратами во время подготовки к пересадке почки, Савант тихонько храпел в пластиковую маску.
Доктор Ромер подождал, пока каталка въедет в операционную Крилла, а потом покатил дальше по коридору. Он остановился перед большой двустворчатой дверью, над которой горела светящаяся надпись: «Вход Только Для Сотрудников». Дверь слегка приоткрылась, а потом закрылась за ним. Инстинктивно он оглянулся на красную лампочку и монитор на стене, над дверью. Ни лампа, ни монитор не среагировали.
Свет здесь был тусклый, голоса персонала тихие, их шаги заглушались звукопоглощающим материалом пола и защитной крышей аппаратуры интенсивного ухода. Все подчинялось механическим и электронным шумам мониторов жизнеобеспечения и шипенью поднимающихся и опускающихся респираторов. Они были часовыми этого подземного царства, всегда на страже, готовые подать сигнал тревоги медсестрам, сидящим за столом в центре помещения. Стол в форме подковы загромождали экраны осциллоскопов. Каждый был связан с пациентом, лежавшим в одном из отдельных манежей, выстроившихся вдоль стен. В каждом манеже помещалась высокая кровать, облегчающая сестрам возможность визуального наблюдения. Правда, они в этом не нуждались: мониторы рассказывали все, что необходимо было знать.
Пока все медсестры продолжали изучать точки, бегущие по экранам, одна из них вскочила и поспешила к доктору Ромеру.
— Как у них дела, фройляйн Сац? — спросил он, взглянув на ее именную табличку: «Моника Сац». Она была из тех, кого недавно перевели из Трансплантационного центра «Дар Жизни».
— Никаких проблем, — бодро сказала она, глядя на него сквозь очки. — Правда, это сейчас здесь тихо. А через несколько часов станет оживленнее, чем на главном шоссе Тихоокеанского побережья.
Доктор Ромер кивнул, удивляясь, почему американцам всегда нужна точка отсчета.
— Возвращайтесь к вашим обязанностям, — официально произнес он и медленно покатил кресло вдоль манежей. Возле каждой кровати стояла обычная стойка с бутылочками и трубочками. В глазах некоторых пациентов отражался страх, когда они приходили в сознание. Но он не позволял делать ничего, что могло бы уменьшить их тревогу. Страх был частью процесса восстановления; когда он исчезнет сам по себе, пациент поймет, что выздоравливает.
Он остановился у одной из кроватей. Фунг, все еще не отошедший от наркоза после операции и упакованный в трубки и электроды, лежал неподвижно, как статуя. Рядом медсестра быстро проверяла бутылочки и трубку, тянущуюся от его рта к респиратору, большому квадратному ящику, издававшему ритмичное шипение — единственное подтверждение того, что Фунг еще жив.
Пока доктор Ромер разглядывал бутылочки, каждая из которых содержала жизнеобеспечивающий раствор, он заметил, что все жидкости вдруг легонько вздрогнули, словно кто-то невидимый одновременно тряхнул бутылочки. Он кинул быстрый взгляд на медсестру. Она была поглощена заполнением карты. Он посмотрел в сторону стола. Там тоже никто не заметил встряски. Он снова взглянул на бутылочки. Их содержимое больше не качалось. Дрожь земли была такая легкая, что он даже подумал, что ему померещилось. Однако он знал, что это не так — и испытал облегчение от того, что видел. Такая легкая дрожь означала лишь, что Природа приоткрыла предохранительный клапан.
Неожиданно красная лампа над дверью начала быстро мигать. По экрану рядом с ней поплыла мерцающая надпись: «Код номер один. Реанимационная Палата».
Моника Сац уже бежала к дверям, когда доктор Ромер остановил ее.
— Не оставляйте свой пост! И без вас есть кому справиться!
— Но это же остановка сердца. Все бегут!
— Вернитесь к вашим обязанностям.
С этими словами он быстро выехал из палаты. Он хотел посмотреть, как дежурная команда справляется с аварийной ситуацией. Он бегло прикинул, кто же пациент.
— Сколько длится остановка у О’Нейла? — требовательно спрашивал Крилл, когда доктор Ромер вкатился в реанимационную палату.
— Уже две минуты. Мы стали делать ручной массаж через двадцать секунд после того, как монитор начал мигать, — отозвалась одна из сестер.
Крилл зарычал. Он сидел в закусочной для хирургов, когда сигнал аварийной лампы оборвал его наслаждение чашкой кофе в перерыве между операциями.
Доктор Ромер поставил кресло так, чтобы не мешать аварийной команде, но все-таки достаточно близко, чтобы следить за каждым действием. Мистер О’Нейл — Сэм О’Нейл, признанный глава ирландской мафии в Бостоне — лежал, задрав вверх лицо, такое же белое, как щетка его волос. За время пребывания в клинике он продемонстрировал крайнюю степень хамства и невежества. Несколько медсестер отказались близко подходить к нему. В конце концов вмешался доктор Ромер и предупредил О’Нейла, что вернет его взнос и отошлет домой первым же рейсом, если тот не станет вести себя прилично.
Крилл взглянул на доктора Ромера.
— С ним все было нормально. Новое сердце качало отлично. И вдруг такое.
