— Что случилось, мистер Фунг? Хотите, чтобы я поменяла ваш пакет?
— Нет. Эта птица. — Он кивком указал на окно.
Она улыбнулась.
— У нас тут очень много птиц. Должно быть, ей просто нравится ваше общество.
— Она не шевелится уже целый час.
— Целый час? О, я сомневаюсь в этом, мистер Фунг. Когда приходишь в себя после сложной операции, всегда кажется, что время тянется медленней, чем на самом деле.
Фунг уставился на ее лицо, закрытое маской.
— Я думаю, эта птица мертва.
Она засмеялась.
— Не знаю, как в других местах, но здесь, когда птицы умирают, они просто падают вниз.
— Тогда почему она не улетает?
Медсестра кивнула. Удовлетворять капризы пациентов входило в ее обязанности.
— Ладно, если вы хотите, чтобы она улетела, нет проблем.
Она подошла к окну и постучала в стекло. Попугайчик не шелохнулся. Она постучала сильнее. Птица оставалась неподвижной.
— Странно, — протянула медсестра. — Может, она больная или еще что-нибудь…
Она взглянула в сторону вулкана. Может быть, птичка прилетела оттуда и отравилась этим пеплом? Даже сюда доходил сильный запах серы.
— Принесите птицу мне, — приказал Фунг.
Все еще улыбаясь, она отвернулась от окна.
— Я не могу этого сделать, мистер Фунг. Этот попугайчик, наверное, больной и может заразить вас чем-нибудь.
Секунду они молча смотрели друг на друга.
— Я так не думаю, — в конце концов сказал он. — Я не думаю, что это настоящая птица.
Медсестра внимательно оглядела Фунга. Не всегда можно сразу определить, полностью ли закончилось действие наркоза; пациенты часто говорят очень странные вещи в такой период — когда сознание еще окончательно не вынырнуло из сумерек.
— По мне, она похожа на самого обыкновенного попугайчика, мистер Фунг. Почему бы вам не позволить мне задернуть штору, чтобы вы смогли еще немного поспать? Потом, когда вы проснетесь, птица уже улетит.
— Не обращайтесь со мной, как с ребенком,
Резкий тон Фунга стер улыбку с лица медсестры.
— Я открою окно, мистер Фунг. Но я не могу позволить вам взять птицу в руки.
Когда она распахнула окно, от запаха серы у нее заслезились глаза. Она протянула руку к птице. Попугайчик смотрел на нее не моргая и не сделал ни единой попытки улететь, когда она схватила его. Она закрыла окно, зажав птицу в руке.
— Он действительно дохлый, мистер Фунг. Сейчас я избавлюсь от него.
Он оборвал ее, как только она начала закрывать окно.
— Оставьте его открытым. Запах серы очень хорош для
— Я оставлю его приоткрытым, — сказала сестра, поворачиваясь к нему. — А эти… винг и ванг — кто они такие?
— Инь и Ян, — поправил он. — Вы, waibin, вообще ничего не понимаете. Принесите мне попугая.
Она решительно покачала головой, чтобы вновь утвердить свой авторитет.
— Он отправится прямиком в мусоросжигатель, мистер Фунг. Это единственное подходящее место для него. — И торопливо вышла из палаты, прежде чем Фунг успел ответить.
В коридоре ей встретился вышедший из другой палаты доктор Суриков, выуживающий последние крошки кукурузных хлопьев из кармана халата. Он с удивлением взглянул на сестру и указал на птицу.
— Что здесь делает это? — спросил он.
— Попугайчик сидел за окном Фунга. Он думает, что это ненастоящая птица. Я хочу сжечь ее, прежде чем он потребует вскрытия!
Он потянулся к птице и сжал пальцами ее тельце. Оно ничуть не промялось. Может, сгодится на чучело. Один из лаборантов когда-то работал таксидермистом. Суриков оттянул крыло птицы и отпустил его. Потом он раскрыл ей клюв. Внутри попугайчика раздался слабый звенящий звук, словно там лопнула какая- то пружинка.
Медсестра уставилась на птичку, не веря своим глазам.
— Дайте его мне, — сказал Суриков. — Шефу лучше самому на это взглянуть.
Сжав попугайчика в руке, он торопливо пошел по коридору.
Неожиданно по полу прошла легкая дрожь, на мгновение показалось, что дрогнули стены и потолок. Все кончилось так быстро, что он даже не был уверен, что в самом деле почувствовал дрожь, но его окликнула медсестра:
— Тут нечего волноваться, профессор. Если бы вы жили в Калифорнии, вы бы сказали, что тряхнуло не сильнее, чем кобыла хвостом махнула!
Он улыбнулся ей и пошел дальше. Кобыла хвостом махнула… Надо будет это запомнить.
Легкая волна дрожи прошла по трубе как раз в тот момент, когда Мортону начало казаться, что тьма рассеивается. Свет, еще слабый, но становящийся все ярче, начал проникать в трубу. Он застыл, ожидая следующей волны. Она не пришла. Но когда он снова пополз вперед, гул работающих агрегатов стал громче.
Он остановился под железной решеткой, установленной на выходе трубы. К ней со всех направлений сходились канавки. Он перекатился на спину так, что мог видеть кружок неба над головой; за то время, пока он был в трубе, небо из темно-синего стало молочного цвета: собиралась гроза. Обеими руками он уперся в решетку и сильно толкнул ее. Она не подалась. Он провел пальцем по ее краю — посажена на цемент. Он уперся в решетку ботинками и с силой пнул решетку — она осталась на месте. Он принял более удобное положение, поставил ботинки так, чтобы давление получилось равномерным, набрал полную грудь воздуха и снова напрягся. На лицо посыпались цементные крошки. Он почувствовал, как затвердели мышцы ног, и надавил еще сильнее. Решетка неожиданно оторвалась и отлетела вверх. Он ухватил автомат и рюкзак и просунул голову в отверстие.
Мортон вылез и оказался как раз между двумя строениями без окон. Чуть поодаль стоял бункер. За ним был пруд. Гул исходил из строения справа. Он быстро поставил решетку на место и побежал к двери здания, стоявшего слева, из которого раньше выходили люди с носилками и телом О’Нейла.
Оглянувшись через плечо и убедившись, что его никто не видел, Мортон тихонько открыл дверь, вошел внутрь и так же тихо закрыл за собой дверь.
Даже если бы в ярко освещенной комнате с белыми стенами не ощущался резкий запах химикалий, он присутствовал на достаточном количестве вскрытий, чтобы понять назначение стального стола с желобком для стока жидкости и расставленных над ним весов со стальными подставками для внутренних органов. Столы для вскрытий во всем мире одинаковые. У стены стояла обычная хирургическая каталка с набором скальпелей и пил патологоанатома. Самым большим инструментом среди них была маленькая электрическая пила, все еще подключенная к одной из множества розеток в стенах.
Однако в данный момент Мортона больше заинтересовали белые костюмы уборщиц и длинные докторские халаты, висевшие на плечиках в алькове. Рядом с ними на полке лежала стопка стерильных шапочек и масок. Он осмотрел эти принадлежности, выбрал нужные и натянул поверх своей одежды, убрав волосы под шапочку и закрыв маской нижнюю половину лица. Автомат он повесил на плечо и наглухо застегнул белый халат, чтобы скрыть под ним оружие. Потом взял пару белых штанов, почистил ими ботинки и кинул штаны в бак для грязного белья. Рядом с баком стояла груда пустых контейнеров. На каждом красовался жирный штамп, предупреждавший, что содержимое является опасным патогенным препаратом и открывать контейнер следует только в инфекционной лаборатории Центра инфекционного контроля в