Нью-йоркский просмотр неотредактированной версии фильма о путешествии «Кон-Тики» обернулся полным провалом. Президент Трумэн пришел в восторг от нашей экспедиции, что тут же отразилось на страницах американской прессы. «Нью-Йорк Таймс», журнал «Лайф» и прочие крупнейшие издания широко освещали это событие. Кинопродюсеры настояли, чтобы норвежское посольство организовало показ всех 800 футов неотредактированной любительской пленки для аудитории из потенциальных покупателей.
Это был какой-то кошмар. Перед самым отъездом в Перу я купил маленькую заводную кинокамеру с тремя съемными линзами в фотомагазинчике в Осло. Продавец за двадцать минут объяснил мне, как ею пользоваться, и на этом закончилось мое кинематографическое образование. На просмотре выяснилось, что половина пленки безнадежно повреждена водой, а остальное снято в режиме замедленной съемки. Больше всего это напоминало съемку из медленно движущегося поезда, который то и дело ныряет то в один тоннель, то в другой, причем оператор лежит в раскачивающемся гамаке. Редкие связные кадры то и дело перемежались ослепительными вспышками света, когда на экране с трудом различалась то пасть акулы, то бородатая голова, то грязная нога, то извивающаяся рыба.
Один за другим зрители выходили на цыпочках из зала. Время тянулось бесконечно медленно. В конце концов, в зале остались только я и один-единственный покупатель из компании РКО. Он предложил двести долларов за всю пленку в надежде, что из нее наберется достаточно приличных кадров на десятиминутный ролик для новостей. Сделка не состоялась.
Мне ничего не оставалось, как подавить разочарование. Вместе с приятелем, владельцем небольшого монтажного стола, я заперся в номере нью-йоркского отеля и принялся монтировать немой фильм. Мы не имели возможности посмотреть, что у нас получилось, поэтому как только мы склеили последние обрывки пленки, я выбежал на улицу, поймал такси и поехал в известный клуб «Путешественник» — я был самым юным его членом еще со времен возвращения с Фату-Хива. Никогда я не был так удивлен. В переполненном зале стояла гробовая тишина. Я сидел и изнывал от отчаяния — самые лучшие кадры оказались безвозвратно загубленными и отправлены в мусорную корзину. И вдруг раздались аплодисменты. На мне все еще висели долги за экспедицию, и я без размышлений подписал контракт с агентом по организации лекционных туров. Он предложил мне очень высокий процент при условии, что я сам буду оплачивать расходы на жилье и переезды. В течение следующих трех месяцев я исколесил все Соединенные Штаты и прочитал более ста лекций, сопровождавшихся показом фильма. В самолетах и железнодорожных вагонах я провел больше ночей, чем в постели дома. Из Нью-Йорка в Сан-Франциско, затем в Вашингтон, затем снова в Лос-Анджелес. Однажды из канадского города Торонто мне пришлось срочно лететь в Читтанугу, штат Теннесси, и мой заработок за вычетом дорожных расходов составил целых семь долларов — и это при том, что за лекцию платили не меньше двухсот!
Затем наступила очередь Европы. В Стокгольме билеты во все лекционные залы были распроданы задолго до моего приезда, и тогда принц Леннарт Бернадот догадался предложить фильм Голливуду. На него не произвел никакого впечатления мой горестный рассказ о максимальной ставке в двести долларов. Пока мои товарищи по путешествию, сменяя друг друга, читали лекции перед переполненными залами в Швеции, мы с принцем отправились в Копенгаген. Там состоялся показ для королевской семьи. Королева Ингрид, принцессы и другие высокопоставленные особы сидели в первом ряду, практически уткнувшись носом в экран, и некоторым даже стало дурно от вида морских волн и от качающейся в Руках оператора- любителя камеры. В темноте раздался характерный звук, мимо пробежал взволнованный служитель с опилками в тазике, и королева вежливо поинтересовалась, является ли это обязательной частью программы.
Леннарт Бернадот хотел смягчить дьявольскую качку на экране и увеличить скорость пленки (напомню, я снял все в замедленном темпе). Он купил первый в Европе «Прибор оптической печати», который позволял перевести шестнадцатимиллиметровую копию в тридцатипятимиллиметровую путем перефотографирования каждого третьего кадра. Затем кадры-оригиналы заменяли на копии, и скорость пленки подгонялась под скорость стандартного кинопроектора. На следующее утро мы подписали контракт на шведском и норвежском языках, согласно которому каждому из нас полагалась равная доля прибыли от кинопроката, и я отправился в Вену, а Леннарт вернулся в Стокгольм. Тот контракт на одной рукописной страничке куда-то потерялся, но вновь созданная небольшая компания под названием «Артфильм», состоящая из самого Леннарта и его старого друга Уле Нордемара, сумела все-таки переделать фильм в тридцатипятимиллиметровый формат. Полученную в результате их усилий пленку они продали кинопродюсеру голливудской фирмы «Тарзан» Солу Лессеру, а тот в свою очередь — студии кинопроката РКО. Если бы мы с РКО заключили сделку с самого начала, то и они, и я получили бы гораздо большую прибыль, чем после всех этих операций.
За короткий срок мы заключили не меньше контрактов на показ фильма, чем на переиздание книги, и в конце концов завоевали два приза «Оскар» в жанре документального кино, один за работу продюсера, другой — за операторскую работу. Я опять с головой ушел в научные дебаты и отказался ехать в Голливуд на вручение наград. В конечном итоге своего «Оскара» я получил из рук продюсера фирмы «Тарзан» в здании музея «Кон-Тики».
Некоторое время спустя я все же оказался в Голливуде, и Сол Лессер устроил в мою честь вечеринку. Он поинтересовался, с кем из здешних знаменитостей я хотел бы познакомиться. К своему стыду, я не смог припомнить ни одного имени. После долгих размышлений я назвал Уолта Диснея. Великий мультипликатор пришел на вечеринку и оказался очень застенчивым и интеллигентным человеком, который ничем не выдавал, что обладает чувством юмора. С исключительно серьезным видом он обменялся со мной рукопожатиями и поблагодарил за то, что я рекламировал его имя в своей книге. «Я вас рекламировал?» — недоуменно переспросил я. Я вообще не помнил, чтобы я его хоть раз упомянул. «Да, — подтвердил он. — Вы трижды назвали мое имя. Во всех трех случаях вы описывали фантастических морских существ, настолько фантастических, что даже фантазии Уолта Диснея не хватило бы, чтобы придумать нечто подобное».
Тринадцатого января 1950 года в Стокгольме состоялась мировая премьера нашего фильма. Среди почетных гостей были шведская королевская семья, Свен Гедин и Улаф Селлинг. Я присутствовал только на нескольких самых первых представлениях, но французы проявили к нему неслыханный, интерес. Некая фирма выторговала право торжественно провезти наш плот по дорогам Франции, и через некоторое время он закончил свой триумфальный путь на Елисейских полях. По дороге его тащили через какие-то фруктовые сады, и он приехал в Париж с яблоками, застрявшими между бревен. Тем временем в Осло мы заканчивали строительство музея, в котором почтенному путешественнику предстояло найти вечное пристанище.
Я прибыл в Париж за день до премьеры и, несмотря на торжественную встречу в аэропорту, был не в лучшем расположении духа. Альфред Метро развязал против меня очередную кампанию. Снова на страницах одного Французского научного журнала я предстал в качестве банального авантюриста. Какой-то журналист показал мне газету, в которой Метро обозвал меня лжеученым. Меня попросили прокомментировать заявление французского ученого, на что я ответил, что с удовольствием это сделаю, но только в присутствии самого Метро.
На следующее утро меня привезли в его офис в здании ЮНЕСКО. Он встретил меня в обществе доктора Уолтера Лемана, ведущего специалиста парижского Музея человека в области южноамериканской археологии. Там же сидел газетчик с блокнотом и ручкой наготове.
Как только мы покончили с формальностями, я открыл портфель и извлек на свет божий авторский экземпляр своей научной работы под названием «Американские индейцы на Тихом океане». В книге было восемьсот двадцать одна страница, библиография из более чем тысячи названий и множество иллюстраций. Мои оппоненты явно смутились и растерялись. После того как они задали заранее заготовленные заковыристые вопросы и получили на них ответы, наступила моя очередь. Я достал толстую пачку фотографий, сделанных на Маркизских островах, на острове Пасхи и в Андах на всем протяжении от Сан- Агустина в Колумбии до Тиауанако в Боливии. В свое время Метро неоднократно утверждал, что статуи в этих местах ничем не похожи друг на друга. Я положил фотографии на стол и попросил их отделить полинезийские статуи от южноамериканских.
Доктор Леман начал было их сортировать, но вскоре заколебался и передал всю пачку Метро. В конце концов, это было по его части. Метро взял фотографии с покровительственной ухмылкой.
— Вот эта — из Полинезии, — отложил он одну из фотографий.
