месте?
— Очень многие. Например, мой предшественник. Его мертвое тело пролежало почти месяц, пока не прибыла специально снаряженная команда с необходимым допуском. Сегодня право находиться здесь имеется только у меня.
— А что с ним случилось?
— Право же это не стоит вашего внимания, господин, — попытался уйти от ответа Огородников.
— Я все равно узнаю. Лучше если от вас.
— Он нашел и попробовал произнести одну из мантр — обманок. Не устоял… — сказав это, старик горько вздохнул.
— А у вас опасная работа, — без тени насмешки заметил Конечников.
— Вот мы и пришли, — произнес историк. — Пожалуйте в мой кабинет.
Кабинет оказался просто огромным — целый зал, наполненный столами и стеллажами. На столах пылился старинный хлам: книги, тетради, мнемокассеты, рукописи. Его было так много, что часть «реликвий прошлого» лежала на полу под ногами.
Несколько больших экранов на стенах мягко засветились. После приветствия электроника выдала сводку о невыполненных заданиях, отложенных мероприятиях по поддержанию порядка и срочной необходимости распределить новые поступления.
Огородников выругался от досады. Компьютер разболтал то, о чем он не хотел говорить посторонним.
— К сожалению, в одиночку трудно справляться со всем этим хозяйством — оправдываясь, заметил он.
— А автоматика? — поинтересовался Конечников.
— Тот, кто разрабатывал программное обеспечение для роботов, тоже надеялся, что будет единственным и незаменимым, — с легкой иронией ответил историк.
— Вы сказали, что ваши архивы содержат документы до 6850 года. Означает ли это, что все остальное просто свалено в кучу без разбору?
— Зачем вы спрашиваете то, что знаете лучше меня? — с обидой спросил старик. — Серьезные сортировки по силам только целой бригаде работников. Вот когда я умру, будет хороший повод… Прискачет горластая банда погромщиков, все перевернет с ног на голову, растопчет, пораскидает и испортит. А после оставит нового узника подземелья. И он окажется заложником никому ненужных тайн.
Служба Безопасности будет улыбаться ему лицами приятелей, смотреть ласковыми глазами женщин, появляться в виде любителей книг в штатском.
Который каждую неделю особый резидент Службы будет приглашать в свой кабинет и требовать письменного отчета о том, где, когда, что, с кем. Всю жизнь, всю жизнь так… Скверная штука такая жизнь…
От волнения хранитель подался вперед. Конечников увидел, что историк завелся всерьез, лицо раскраснелось, а в мутных старческих глазах блестят слезы.
На мгновение Конечникову стало жаль старика, но все перебила мысль, что бессмертный господин вряд ли стал бы выслушивать стенания одного из низших существ, огромные толпы которых прошли на его глазах свой немудреный путь от колыбели до могилы за время невообразимо длинной вечности Управителя.
— Проводите-ка лучше меня в отдельную комнату, да принесите то, о чем мы говорили — легкое, ненапрягающее, но со смыслом. Из той поры, когда Царьград еще не вмерз в лед на полюсе.
В глазах хранителя мелькнула ненависть, которая тут же сменилась дежурной угодливостью.
— Как прикажете, господин. Но Вам придется немного подождать. Извольте проследовать в кабинет для посетителей, — историк почтительно указал в направлении богато отделанной широкой двери.
Конечников оказался в прекрасно обставленном кабинете, немного пыльном, но все же находящемся в почти идеальном порядке. Он огляделся. Обстановка подчеркивала высокое положение бывающих тут гостей. На полу были постелены ковры. Диваны и кресла манили в свои мягкие объятия. У стены дальней стены расположился огромный стол, напротив по линейке были построены шкафы с книгами. Колыхались занавески.
Воздух был на удивление свежим. Конечников не сразу понял, что было тому причиной и отчего тут светло при погашенном освещении. Его несказанно удивило, что в комнате, скрытой в глубине подземной пирамиды было сделано окно.
Через него оранжево-желтым потоком лился свет раннего утра. Этот живой, теплый поток выгонял стылую, нечеловеческую тоску страшного места, наполненного давно прошедшим, но немертвым прошлым. Веселые, озорные лучики низко стоящего светила мягко ласкали кожу, радостными потоками проникали внутрь вместе со свежим ветерком, наполненным запахами луга и леса.
Издалека доносилось пение птиц, шум листвы и мычание коров. Конечников решительно протянул руку, отбрасывая легкую колышущуюся материю. За распахнутым окном открывался чудесный сельский пейзаж, озаренный поднимающимся солнцем и накрытый легкой дымкой тумана.
Высота позволяла взглянуть сразу на все: на чудные березовые рощицы, далекие голубые озера и зеленые луга с мерно бредущими стадами. Временами доносилось щелканье бичей пастухов и лай пастушеских собак.
Цвет неба, угловой размер светила, растительность, не встречающийся на Алой, подсказали Конечникову, что он видит пейзаж совсем другой планеты. В голове мелькнула безумная мысль — вылететь в распахнутый проем и навсегда затеряться на нетронутых человеком просторах. Рука сама потянулась за пределы кабинета к вольному ветру и яркому погожему дню. Вдруг его пальцы натолкнулись на холодную, как лед преграду. Конечников провел рукой вперед и назад, вверх и вниз, даже поднял кресло почти к самому потолку, чтобы убедиться, что в пяти сантиметрах за окном пространство непонятным образом заканчивается.
«Иллюзия…», — сказал он сам себе, преодолевая желание разогнаться и протаранить препятствие тяжелым антигравитационным креслом, надеясь, что это поможет ему оказаться по ту сторону…
Он долго уговаривал себя не делать глупостей, потом занялся детальным осмотром кабинета: открыл дверки мебели, заглянул в пустые выдвижные ящики, в которых никогда ничего не лежало.
Затем пробежал взглядом по корешкам книг. Большинство названий было на непонятных языках, давно забытых в Обитаемом Пространстве. Конечников мог читать и довольно бегло говорил на техно, не говоря уже о совсем простом неоло — языке эланцев, но сложить знакомые буквы в совершенно непроизносимые слова у него не получилось. Мозг отказывался верить в то, что люди могли так странно изъясняться.
Причалив своим креслом к одному из книжных шкафов, Конечников не без труда вынул альбом из линейки книг. Внутри были репродукции совершенно неизвестных ему картин. Большинство полотен было написано в седой древности, если судить по датам рядом с нечитаемыми словами.
Он внутренне похвалил себя, сообразив, что его действия вполне соответствовали намеченному шаблону: прийти, оглядеться, взять полистать книжечку, убивая время в ожидании заказа.
Конечников продолжил переворачивать страницы, внимательно всматриваясь в лица людей в нарядах прошлых эпох, изображенных то нарочито примитивно, то необычайно точно.
Они были вполне узнаваемыми, обычными, много раз виденными в жизни. В этих лицах читались вполне понятные, ничем не выходящие за пределы обыденного страстишки и чувства. Конечников на мгновение ощутил что-то вроде разочарования. Пролетели тысячелетия, но ничего не изменилось.
Он поковырялся в книжке, потом довольно небрежно бросил ее на стол. В этот момент открылась дверь, и появился историк, держа на подносе объемистый том.
Профессор Огородников заскрипел зубами от гнева, увидев, как обращается гость с его раритетами.
— Эта книга была издана… — начал он.
— Совершенно верно, до потопа, — прервал его Конечников. — Принесли?
— Разумеется, господин… И все же, прошу вас аккуратнее обращаться с крайне редкими изданиями.
— Хорошо, — ответил он, подхватив с подноса роман, толстенную книгу на 1000 страниц.
