Хранитель долго устанавливал альбом на место, бросая быстрые, косые взгляды на Конечникова.
— Благодарю вас, Афанасий Константинович, — наконец, сказал он, когда ему надоела затянувшаяся пауза. — Я полагаю, что у вас есть неотложные дела. Скажите, сколько у меня есть времени?
— Если вы пожелаете, я могу в виде исключения…
— Спасибо, пока почитаю тут.
— Я планировал вернуться только к ужину, — предупредил историк.
— Великолепно, не буду нарушать ваши планы, — ответил Конечников.
— Приятного чтения, — сухо ответил историк. — Извините, я вас покину.
— Не забудьте про меня, когда соберетесь на поверхность.
— Разумеется, господин.
Хранитель поклонился, открыл дверь и вышел.
Конечников на всякий случай подлетел к дверке в дальнем углу кабинета, чтобы убедиться, в наличии сантехнических удобств — не хватало выспрашивать, где тут сортир.
Потом он устроился поудобней. Мельком подумал, что его просто тошнит от той роли, которую он играет, и наугад раскрыл книгу. В голове зазвучали слова давно умершего автора.
«…Историк вошел в здание космопорта. Максиму Величко, молодому человеку 78 лет от роду, было радостно и весело…»
Федор приблизил глаза к тексту. Он не ошибся. Там действительно стояла цифра «78».
Конечников, решив, что это банальная опечатка, продолжил чтение.
«… Он любил свою работу. Ему нравилось все: частые командировки, новые места, новые люди. Но больше всего ему нравилось, то, ради чего он по 2 раза в месяц пересекал Галактику, бывая во всех мирах Обитаемого Пространства. Сегодня у Максима все получилось, и он летел домой во Владимир с чувством выполненного долга.
Максим представлял, как он вернется на Землю, в заснеженный, скованный 30-ти градусным морозом город, как с удовольствием вдохнет холодного, зимнего воздуха, такого желанного после пекла Гелиоса.
Он почувствовал, как соскучился по Маре, по тому, уюту, который возникал от одного ее присутствия.
Максим пошел через громадный, пустой зал. Сквозь слегка притемненные окна в помещение рвались потоки света, рисуя в воздухе косые дорожки, заставляя сверкать танцующие в летучих сквозняках пылинки.
Историк снова поразился, какое несоразмерно огромное здание использовано для приема и отправки пассажиров на планете, население которой составляет всего 29 тысяч человек. Но в этом была своя логика. Джихан, повелитель Обитаемого Пространства, строил даже не на века, а на тысячелетия и учел, как все может здесь измениться.
Информационное табло было отключено и зачехлено, поэтому Максим воспользовался сигнальным браслетом. Он задал поиск сети местных транспортных перевозок, а сам стал смотреть в окно, наблюдая, как со стоянки взлетает пустое воздушное такси, ведомое роботом-рулевым.
Как частенько бывало в глуши, быстрый поиск не дал результата. Максим включил расширенный поиск, пытаясь найти хоть какую-нибудь доступную информационную сеть.
Его внимание привлекли громкие голоса. Максим оторвался от прибора и скользнул взглядом по странной паре, состоящей из толстого, обрюзгшего, довольно потрепанного дядьки и его стильной, шикарной спутницы. По принятому в Обитаемом Пространстве этикету, не стал вмешиваться в беседу незнакомых ему людей. Он деликатно отвернулся и продолжил свое занятие.
— Какие люди, блин… Макс, ты, что — ли? — раздалось сзади…
Максим обернулся. Его давно никто так не называл. В просторном пустом зале не было никого кроме странной пары.
— Извините, вы меня? — спросил он.
— Макс, епрст… Только не говори, что не узнал, — радостно улыбаясь проорал мужик, протягивая руки к нему.
— Толик, — вдруг потрясенно сказал Максим, узнавая своего школьного товарища по каким-то неуловимо сохранившимся черточкам в лице и интонациям голоса.
— Узнал, хрен моржовый, — радостно заорал Толик, хватая его и поднимая на воздух.
— Толян, сколько зим, сколько лет, — сказал историк.
— Что, сильно изменился? — спросил Толик.
— Да нет, не особенно, — соврал Максим. — Я же узнал.
— А ты вообще, каким был, таким и остался. Как будто и не было 60 лет.
— Это что, так много времени прошло? — удивился Макс.
В его памяти ярко проступил образ длинного, нескладного, большеголового подростка, бунтаря, матерщинника и подающего надежды юного дарования. Вспомнилось, как они чудили в веселой компании, доказывая что им никто не указ.
— Да, дружище, жизнь пробежала, оглянуться не успел.
— Ладно, брось, — усмехнулся Макс. — Какие наши годы, все впереди.
— Ну-ну, — с печальной, кривой усмешкой сказал Толян. — Макс, это дело нужно спрыснуть.
— Ноль проблем, — ответил Максим.
Внезапно он перехватил взгляд женщины. Внешность ее была совершенно обыкновенной, по негласно принятому у модниц эталону красоты: светлые волосы, пышная, глубоко открытая декольте грудь, длинные, стройные ноги, подчеркнутые очень короткой юбкой.
Кроме того у спутницы школьного товарища были зеленые глаза, свои, натуральные, а не контактные линзы. Это довершало образ стервы, роковой ведьмы, сердцеедки, губительницы мужчин.
Этот образ полюбился женщинам и на протяжении столетий поддерживался ими в подражание первой леди Империи, супруге Цареградского правителя
— Копылов, может ты все же соизволишь вспомнить обо мне? — насмешливо произнесла она. — Или решил обойтись? Старая любовь и все такое…
— Ну что ты, моя сладкая, — преувеличено ласково ответил ей Толик. — Макс, разреши представить Ирину, мою подругу.
— Это чтобы твой приятель не принял меня за дочку? — ехидно поинтересовалась она. — Или ты думаешь, твой приятель не знает, для чего большие мальчики и девочки живут вместе?
— Однако, — сказал Максим и встряхнул головой, точно вытрясая что-то из ушей. — Ирина, у вас язык как бритва.
— Какие мы вежливые… Копылов, — обратилась она к своему спутнику. — Мне не очень верится, что этот человек раскопал в книжных завалах энциклопедию мата и ругался как сапожник.
— Было, признался Максим. — Ругался.
— И мы когда-то были рысаками, — неопределенно, в пространство бросила Ирина. — Ну что ж, мальчики в целях экономии пойдут сосать бутылки на свежем воздухе. А куда бы мне, несчастной, податься?
— В порту есть ресторан, — предложил Максим.
— У меня лимит исчерпан, — грустно сказал Толян.
— Я угощаю, какие проблемы, — ответит Максим.
— Сегодня определенно не мой день, — раздраженно сказала Ирина, взглянув на Макса. — Мало того, что мой кавалер, будет весь вечер пороть всякую чушь, он на халяву напьется как свинья и будет всю ночь храпеть мне в ухо.
— Ладно тебе, маленькая, — сказал заметно взбодрившийся Толик. — Не бузи…
Он положил руку на тонкую талию своей спутницы, и, преодолевая ее нарочитое сопротивление, поцеловал в щеку.
— Копылов хочет сказать, что уделит мне пару минут, включая прелюдию и надевание трусов, — сказала она, снова поглядев на Максима.
Тот помимо воли покраснел. Уже много лет историк не слышал ничего подобного.
