оставшись в комбинезоне. От резких движений головой мир опять пошел кругом. Он оперся о стену, чтобы сохранить равновесие.
— Ну, чего там? — поинтересовался Виктор.
— Вылез. Пол у тебя холодный.
— Потерпи, сейчас пимки домашние дам, — ответил брат. И, обращаясь к жене, приказал — Выгляни. Огонь — то тебе зачем?
— Отстань, — огрызнулась она.
Из-за занавески выплыла свеча в полной руке, а потом показалась бледная маска лица, на которой бусинками блестели глаза.
— Иди, — приказал Виктор.
Дрожа крупным телом, оглядываясь на непреклонного мужа, стоящего позади, Тамара сделала пару шагов. Она двигалась мелкими шажками, подслеповато щурясь и вытягивая вперед свободную руку, точно боясь наткнуться на невидимую преграду…
Вдруг страх на ее лице сменился радостью узнавания.
— Федя Конечников, — удивленно сказала она.
— Это я, — подтвердил он. — А ты кто?
— Не узнал, — покачала головой тетка. — Я Томка Девяткина из поселка.
— А, это тебя мы с Витькой на солнцеворот в Гремячке искупали. В тот год, когда я в армию ушел.
— С Алены своей, небось, пылинки сдували, — обиженно сказала Тамара.
Вдруг она заплакала, развернулась и убежала, оттолкнув мужа.
— Томка, ты чегой? — поразился Виктор. — Том, я, правда, не понял… Что он о нас подумат?
— Отстать, не мешай, — донесся сдавленный голос.
— Я зараз, — сказал брат и пошел за женой.
«Ты чего-й, обалдела?» — уловил Конечников шепот за стеной. — «Нашла время красоту наводить. Стол накрывай, чай заваривай, етить твою мать. Он, поди, с дороги вечерять хочет, а ты у зеркала выкручиваешься».
«А ты и рад меня пугалом выставить», — тихо, но злобно, ответила Виктору Тамара. — «Пока не соберусь, не выйду».
— Ну вот, что ты тут поделаешь? — сказал Виктор, выныривая из-за занавески. — Братан, ты голодный?
— Нет, — ответил он. — Дай после перелета отойти…
— А это? — Виктор щелкнул себя по тому месту, где челюсть переходит в шею.
— Может завтра? Время позднее.
— Да брось, — возразил Виктор. — Девять вечера, а завтра воскресенье. Бог простит, что проспали заутреню.
— Тогда деда буди, — сказал Конечников.
— Не он, наверное, не будет, — подумав, ответил брат. — Да вечером он к нам и не ходит.
— Как это? — удивился Конечников.
— Живет он в своей халупке. Кушает с нами, за детьми приглядывает, по хозяйству помогает, что может. А ночевать — к себе в нору. И весь изведется, если не отведешь. Мычать будет, шамкать, даже плакать. Чем ему этот дом не по нраву? Тута и пригляду больше и теплей. Мы ему тут отдельну комнату выделили. А там, того и гляди, спалит старый дом, и сам сгорит, не дай Бог.
— Я к нему, — сказал Федор.
— Без меня не ходи, — предупредил Виктор. — Крайт тебя не знает. На двор выйдешь — налетит. Подожди, лучше я деда приведу. Мыслю, он по такому случаю противиться не станет.
Виктор ловко нырнул в сапоги, накинул полушубок, прихватил лампу и был таков. Конечников поднялся. Он прошелся по горнице, нашел на стене старинные, знакомые с детства картинки с кораблями и зданиями. От времени они сильно поблекли, изображение скорее угадывалось, чем было различимо.
Были и относительно свежие карандашные рисунки местных видов, детей, Виктора и деда.
Обнаружил он и свой портрет, нарисованный по-памяти, оттого не слишком похожий.
Набросок был обрамлен в темную рамку с траурной лентой в правом нижнем углу. Чьим-то нетвердым почерком было выведено: «Раб Божий Федор, воин». Конечников почувствовал тревогу. В реальном мире все было совсем не так, как он увидел однажды в своем сне. Занавеска отодвинулась. Появилась Тамара.
Она была некрасива даже сильно напудренной, с намазанными свекольным соком губами и подведенными сажей бровями. На ее треугольном, скуластом лице с тяжелыми веками застыло выражение привычной тупости, слегка разбавленное явным желанием понравиться шурину.
То, что Тома была в этом доме лишней, было видно с первого взгляда. Мужчина строит такое для той, которую любит до безумия и которая способна оценить его усердие.
Смотря на Тому, Конечников явственно представлял обычные для этого типа теток протекающую крышу хаты, треснутые чугунки, неметеные полы и битые стекла на окнах.
Тамара принялась хозяйствовать, стараясь, однако, не измазать парадный, явно с чужого плеча сарафан, в котором она выглядела как чучело из этнографического музея. Конечников помнил, как смеялась Алена над этой одеждой «поселковых дур». Конечникову стало неприятно, обидно за Алену и брата, который выбрал себе в спутницы такую чурку.
Тома отставила в сторону печную заслонку и стала греметь чугунками в печи, доставая ужин для гостя. На ее лице легко угадывалось сожаление по поводу непредвиденной траты продуктов.
— Спасибо, не хочется, — вежливо отказался Конечников. — Пока добрался, думал, помру. Пусть душа на место встанет.
— А как же ты там, между звезд летал? — жалостливо удивилась Тамара.
— И мы когда-то были рысаками, — ответил он. — Попью воду с истоков Гремячки — оклемаюсь.
— А было-то чего? — спросила она. — В прошлом годе в поселке почту открыли, сразу кипа писем от тебя за много лет и похоронка. Мы не чаяли больше тебя живым увидеть.
— Бой был, ранило меня. Поторопились наши ребята чуть-чуть, — пожав плечами, ответил Конечников, не став вдаваться в подробности.
— А кем ты был там? — Тома показала глазами вверх.
— Командиром корабля, — ответил он…
— О… — произнесла она и уважительно покачала головой. — Большой человек. Деньгов, наверное, много получал.
Дверь раскрылась. На пороге, опираясь на плечо младшего внука и на палку, появился дед Арсений, весь высохший, сгорбленный, с безумным блеском в слезящихся, красных глазах. Он немощно тряс головой и механически загребал палкой.
— Давай, деда, давай, — мягко уговаривал его Виктор. — Пойдем, недолго осталось.
Старик с помощью внука одолел пару шагов до лавки и сел, продолжая трясти головой, и беззвучно шамкая что-то, одному ему ведомое.
— Дедушка, Федор к нам вернулся, — громко и внятно произнес Виктор.
— Какой Федор? — продолжая трясти головой и глядеть перед собой мутными, бессмысленными глазами, спросил старик.
— Я, деда, — сказал Конечников, подходя к нему. — Приехал, вот, на побывку.
— Мой Федя постарше будет, — сказал старик, махая рукой, точно пытаясь разогнать перед собой морок. — Так ты говоришь, тебя тоже Федором звать?
— Я — Федор, — с изумлением и болью глядя на старика, которого помнил здоровым и крепким, ответил он.
— И ты Федор, — согласился старик. — А моего внучка там не видал? Говорят, сгинул он, только я не сильно верю. Озорником был, все время бежал куда-то. А тут, видишь ли, бумажка пришла, — умер, дескать, геройски. Только враки все это.
— Видал, — согласился Конечников. — В госпитале он, раненый.
— А что с ним? — живо поинтересовался старик. — Женилку — то чай не оттяпали? Как же он детей
