делать будет? Очень я хочу правнучат от его, непутевого дождаться.
— На месте у него женилка. За медсестрами бегал, хоть и на костылях, — уверил старика Конечников.
— Ой, скорей бы приехал, етить его мать, — старик заплакал.
— Приедет. Скоро приедет. Меня вот, вперед послал.
— Мил человек, ты располагайся, чувствуй себя, как дома, — проявил заботу дед, пытаясь вытереть слезы. — Аленушка нам кашки с сальцем даст повечерять.
— Я не Алена, я Тамара, — с огорчением и раздражением поправила его хозяйка.
— Витька, а деду можно? — спросил Федор, показывая на пальцах вечный знак, обозначающий бутылку.
— Да наливаем ему стопочку… — ответил Виктор. — Дед у нас геройский, сидит, цедит весь вечер по глоточку.
— У меня коньяк есть. Эланский.
— Ну, давай свой каньяк, — согласился Виктор.
Очень скоро на столе было все что надо. В чугунке исходило паром вареное просо, рядом на глиняной тарелке лежали нарезанное мелкими ломтиками сало и домашняя колбаса. В глиняной плошке, распространяя совершенно невозможный, давно забытый запах, похожий одновременно на аромат парного молока и влажную свежесть чистого, слегка подтаявшего снега, лежали малосольные огурцы. Духовито — вкусно пахло свежевыпеченным хлебом.
В центре Виктор, явно гордясь собой, поставил лампу местной работы из расписной керамики, в виде непонятного зверя тянитолкайский породы. Виктор залез лучинкой в печь, вытащил на ее кончике потрескивающий огонек и зажег свет.
Горела двухсветная масляная коптилка слишком тускло, чтобы разогнать мрак горницы и слишком ярко, чтобы можно было нормально видеть ночным зрением.
— Может не надо? — спросил Конечников. — Видеть в темноте я не разучился.
— Деда не видит ночью без лампы, — вполголоса, глядя куда-то в сторону, — произнес Виктор.
Он выудил древние, потемневшие от времени стопки с многочисленными сколами и мелкими, едва заметными глазу трещинками.
Виктор взял выставленную Федором на стол бутылку, в котором плескалась жидкость цвета темного янтаря, с уважением посмотрел на красную с золотом этикетку, на непонятные буквы. Марочный эланский коньяк на обыкновенном деревянном столе, среди деревенской снеди, выглядел гостем из другого мира, само существование которого невозможно в этом Богом забытом хуторе в пять домов, посреди мрачного елового леса.
— М-да, — сказал, наконец, Виктор, справившись с пробкой. — А дальше- то, как?
Он показал на пластиковую шайбу, которая не давала выливаться жидкости сразу, а выпускала ее тонкой струйкой.
— Как? Наливай и пей.
— Вот ведь придумают, — с удивлением и восторгом, протянул Виктор, когда у него получилось наполнить стопки.
— Ну, деда, давай с нами выпьем, — предложил Виктор. — За Федьку нашего, за то, что живой вернулся.
Два брата чокнулись друг с другом, с Томой и стариком, который с детской радостью поднял нетвердой рукой склянку и пригубил огненный напиток, перестав шамкать беззубым ртом.
За первой последовали вторая, потом третья стопки. Дед Арсений уснул, свесив голову на грудь и пуская слюни.
За стеной заплакал ребенок, и Тома с облегчением поспешила к нему.
В разговоре наступила неловкая пауза. В окна лился синеватый свет Крионы. Стояла неправдоподобная, мертвая тишина.
Конечников погасил совершенно ненужную лампу. Ночное зрение позволяло до мелочей рассмотреть комнату, оценить стены и потолок.
— Как тебе дом? — поинтересовался, наконец, Виктор.
— Супер, — ответил он. — Хоромы.
— Старался, — вздохнул Виктор. — Эх, жизня. Ты-то как, брат?
— Нормально.
— Не женился?
— Куда там… Без своего угла, мотаюсь по крепостям и гарнизонам.
— А как оно на небе? — поинтересовался Виктор. — Узнал, какие звезды с обратной стороны?
— Узнал, — сказал Конечников. — С избытком.
— Федя, а, сколько лет тебя дома не было? Пятнадцать, двадцать?
— Двадцать почти, — ответил он.
— А на вид, будто годов пять прожил в свое удовольствие на ентом, как его там, курорте.
— От этого Гуня взбесился? — спросил Федор. — Кричал: «бездельник, бабник, пьяница».
— А ты его… — брат усмехнулся, изобразив движение кулаком.
— Пришлось поучить хорошим манерам. Ты мне лучше про деда расскажи.
— А чего про него рассказыват, — зубы Виктора скрипнули. — Вернулся я раз с охоты… Пришел рано, с доброй добычей. Гуся на дальних лугах подстрелил…
А тут… Дети ревмя ревут, Алена, посреди двора лежит, без головы. Кровищи лужа натекла. Деда нет… Он потом к ночи приполз. Избитый, стреленный.
— И кто это сделал? — чувствуя, как его захлестывает бешеная злоба, поинтересовался Конечников.
— Дед сказал, что прилетали космонауты на овальной штуке с башенками…
— Сколько орудий было в установках? — резко спросил Конечников.
— А я видел? — отстраненно отозвался Виктор, весь погруженный в воспоминания о том страшном дне. — Дед не сразу на голову поплохел. Он сказывал, что били его, допытывались про летопись. Даже накарябал, что не по нашему было на боку этой диавольской лодки прописано.
— Осталась запись?
— Осталась, куды ей деваться, — сказал Виктор поднимаясь. Он слегка, покачиваясь, подошел к киоту извлек клочок бумаги, вернулся к столу и протянул записку брату. — На вот, читай, коли могешь.
— ST boato de skoto № 2. Apartenajo de EKS “Praido Elano”, - прочитал Конечников. — Так… «Прайдо Элано».
— Что ты там бормоташ, нихрена не понятно, — возмутился брат. — И писано не по человечески, и что читаш ты, тоже не поймешь. Гул один.
— Тут написано: «Посадочная шлюпка скаута номер 2. Собственность эланского космического корабля «Прайдо Элано». Ты с этой бумажкой к коменданту ходил?
— Тож умный отыскался, — зло выкрикнул Виктор, непроизвольно стискивая кулаки. — Алену нужно было по-человечески схоронить, за дедом приглядеть, бо очень плох был, да дитев кормить.
И добавил, сникая точно сдувающийся воздушный шарик: «Ходил, конечно»…
— Ну и что дальше?
— А чего сделают оне? — глядя в пространство, сказал Виктор. — Алену не воскресят, деда не поднимут. Посочувствовали, аптечку дали с лекарствами.
— Да… Выпьем, — предложил Федор. — За Алену, царствие ей Небесное.
Братья не чокаясь, выпили.
Потом они долго молчали.
— Значит, Аленка за тебя пошла? — поинтересовался Конечников.
— Она лет пять ждала… Если ты об ентом… — глухо сказал Виктор.
— Нет, не об этом. Это она все сделала? — Конечников обвел рукой по сторонам.
— Да, — ответил Виктор. — Редкостного таланта баба. А каки картины рисовала… Я прибрал, чтобы не попортились. Только портреты оставил.
— Видал. Дед, ну просто вылитый.
