— Нет…
— Подумай, Васек.
— Симпл — код?!!
— Да. Я расшифровал передачу.
— Ну и…
Конечников, покосившись на дежурных наводчиков центральной батареи, притянул Стрелкина к себе и на ухо прошептал все, что сумел узнать.
— Ни хрена себе, — только и сказал Стрельников. — У тебя выпить есть?
— Нельзя, мы на боевом дежурстве.
— Да ладно, разве не слышишь?
Снизу громыхал голос командира корабля с характерными нетрезвыми интонациями. Майор с большим чувством выводил: «… И вымпелы вьются, и цепи гремят, последний парад наступает. Готовые к бою орудья стоят, на солнце зловеще сверкая».
Командир допел куплет и гаркнул во всю силу луженой глотки: — «Что, соколики, умрем за веру, князя и отечество?»
— Все мы подохнем не за хер собачий, — со вздохом заметил Конечников.
— Каптенармус, поднимись в артиллерийскую рубку, — приказал Стрельников по громкой связи.
— Слушаю вас, господин второй лейтенант, — подчеркнуто официально, с плохо скрываемой ненавистью отрапортовал каптер, появляясь на посту.
— А скажи, Иваныч, не осталось ли у нас жидкости для протирания прицельных экранов? — развязно поинтересовался Василий.
— Ты свою норму месяц назад высо…, прошу прошения. Господин второй лейтенант вы лимит оптической жидкости на этот месяц использовали еще в прошлом.
Федор знал, что Стрельников достал каптера просьбами о выдаче спирта, и без свидетелей Иваныч, наплевав на субординацию, просто посылал второго лейтенанта на хуй.
— Иваныч, дай, — попросил Конечников. — Помянем души безвременно погибших рабов Божьих.
— А случилось-то чего? — пугаясь, спросил каптер.
— А ничего особенного… Все мы клялись отдать жизни хрен знает за что, — ответил Федор и добавил с усилием выталкивая тяжелые, страшные слова: — Эскадру… Всю… До последнего корабля…До последнего человека…
— Вот ведь еб твою мать!! Простите вашбродь, вырвалось. Сейчас мигом соображу: и водички, и что разбавить, и закусь, — засуетился Иваныч.
— Ты, это, апельсин на кухне возьми, — вставил Стрелкин, — и главное, воду из комсоставского бачка, а не из того в котором повар ноги моет.
— Ох, и гнида, ты, Василий, — помирать завтра, ты все со своими шуточками погаными лезешь, — в сердцах заметил пожилой каптер.
Утро в центре управления началось с очередной нервотрепки. К отсутствию связи с эскадрой добавилось новая неприятность. В ангаре сборной эскадрильи, вполне исправный и готовый к взлету корабль-разведчик упорно игнорировал вызовы центрального поста.
Разумного объяснения этому не было, а оттого предполагали самое худшее.
Чтобы выяснить причину, на 3 терминал был направлен посыльный штаба, капитан Искорин. Он явился в сопровождении группы спецназа Службы Безопасности, готовой в любой момент пустить в ход оружие.
Внешняя и внутренняя двери главного шлюза ракетоносца были открыты нараспашку, лишь было активировано поле отсечки, которое удерживало воздух внутри корабля.
Нижние чины вповалку спали на койках и на полу. Стоял терпкий аромат перегара, кислый запах блевотины, тяжелый дух от потных и немытых тел.
Люки орудийных башен были открыты и висели без движения. Когда один из спецназовцев с усилием захлопнул почти 80 килограммовую нижнюю «тарелку» второй массометной башни центральной батареи, оттуда донесся забористый трехэтажный мат, слышимый даже через 45 миллиметров особопрочной компресситовой брони.
Капитан Искорин, светловолосый молодой человек пухлого телосложения в щегольском мундире приказал разобраться.
Лейтенант — спецназовец дал отрывистую команду, и десантники опустили люк обратно, намереваясь влезть в тесное пространство артиллерийского каземата. Тут на стекла шлемов спецназовцев выплеснулось содержимое чьего-то желудка, и вдрибадан пьяный голос проорал:
— Кто там гниды шутит, воздуху дайте.
— Я те сейчас так дам, морда, — рявкнул «эсбешный» лейтенант, делая знак своим громилам.
Десантники стали выволакивать вяло сопротивляющийся личный состав в ангар, отвешивая им пинки и раздавая зуботычины.
Не дожидаясь результатов «профилактической» работы, посыльный штаба прошел в корабельную рубку, брезгливо кривясь от вони и стараясь ни во что не вляпаться.
Там он застал спящего сном младенца командира, в окружении дежурного расчета пилотов, техников, локаторщиков и гравиметристов.
Работали все терминалы связи. На экранах брызгал слюной дежурный по штабу майор Перепелкин. Узнать, что же такое он говорил, не представлялось возможным, поскольку звук был выключен. Видеодатчики были аккуратно заклеены непрозрачной лентой, поэтому штабист не мог видеть идиллически-трогательной картины отдыха пьяных звездолетчиков.
Искорин, будучи от природы человеком деликатным и не любящим ругаться самому, просто включил на полную громкость динамики, сорвал импровизированные крышки с объективов камер, а сам пошел инспектировать артиллерийский пост.
Но в отличие от первого яруса боевой рубки здесь никто не спал. Видимо, дежурный расчет принадлежал к числу малопьющих, которым сколько не налей, все мало.
Или справиться с «осаженным» денатуратом помог пресловутый апельсин, выжатый в пойло и разбавление не 50 на 50, а 37 на 63 по фирменному рецепту второго лейтенанта Стрельникова.
Операторы усердно проводили тестовые замеры параметров электронных систем. Стрелкин курил «травку», вслушиваясь в рев бешеного слона, который издавал дежурный. В потоке невнятных звуков можно было разобрать что-то типа «под суд», «гауптвахта», «на каторгу», смазанные плохой артикуляцией распаленного до предела майора. Именно эти слова заставляли Ваську Стрельникова мелко ржать и подталкивать локтем Конечникова, который занимался осмеиваемой всеми теорией мобильного боя, гоняя по экрану силуэты кораблей.
— Да кому эта муть нужна, Крок. Пройдет пара дней, и эскадра эланцев… — тут Стрелкин увидел капитана, и слегка покачиваясь, не выпуская при этом, бычок изо рта выкрикнул: — Встать! Смирно! Вольно! Сидеть! Голос!
— Сядете, все сядете, — зловеще пообещал Искорин. — Я лично посодействую. Мне ваша клоунада, Стрельников давно поперек горла.
— А чего? — искренне обиделся тот. — Нормально поздоровкались, чай не генерал…
— Господин первый лейтенант, — обратился штабной офицер к Конечникову. — Извольте унять своего подчиненного. А то я сам это сделаю.
— Господин второй лейтенант, — отреагировал Конечников, поворачиваясь к Стрельникову — потрудитесь впредь для приветствия старшего по званию употреблять только допускаемые уставом команды.
Искорин важно кивнул, не обратив внимания на пару жестов Конечникова, предназначенных для Василия. Как команды они означали: — «Наведение отменяется. Двигатели на торможение, разворот 180 градусов». В более широком смысле переданное Стрельникову послание гласило — «Не связывайся с дерьмом».
— С чем пожаловали, господин капитан? — поинтересовался Конечников.
— Вы отдаете себе отчет, господин первый лейтенант, что это подсудное дело? — гневно спросил
