— Может быть, ты зря так торопишься? — поинтересовалась она. — Я думаю, что ты напрасно отпустил Виталия. Опять ведь грохнешься.
— Возможно, — согласился Конечников. — Для меня это было неожиданностью. Такое чувство, что система управления на аппарате тормозит самым беспардонным образом.
— Ну что вы, господин, — с легкой иронией возразила Виктория. — Даже генералы старенькие, и те справлялись. Наверное, пальцы не слушаются после болезни.
— Нет, не в этом дело.
— А дело в том, — сказала Виктория, — что новичкам мануальное управление дается трудно. Вот Борис Николаевич решил дать тебе возможность немного попрактиковаться.
— Какой же я новичок? — удивился Конечников.
Виктория лишь улыбнулась в ответ.
— Я договорилась с Мариной, — сказала она. — Ночью снова дежурю я. Ты рад?
— В высшей степени, — изобразил радость Конечников.
— Обещай мне, что не будешь строить из себя пакадура.
— Хорошо, киса моя, — заверил ее он.
Виктория неожиданно страстно поцеловала его и выпорхнула из палаты.
— Вы закончили, господин? — почтительно спросила дежурная медсестра. — Позвольте начать процедуры.
— О, — с притворным ужасом произнес Конечников. — Мариночка, а может не стоит? Вы мне все вены этими вливаниями попортили.
— Никак нельзя, Федор Андреевич, — серьезно ответила девушка, готовя капельницу. — Доктор говорит, что организму нужен кальций для сращивания костей…
— Сколько можно? Во мне этого кальция больше чем в побелке.
— Ну не вредничайте, Федор Андреевич, — попросила медсестра, закрепляя блок инъектора на предплечье.
Конечников закрыл глаза.
Он нырнул от неприятных лечебных манипуляций в свои мысли. Конечникова поразила позорная неудача в управлении воздушной тележкой. Мануалка была его коньком. Именно благодаря ней он и оказался в армии.
Конечников вспомнил, как это было.
Ненастным осенний вечером он, тогда еще 17 летний подросток, житель дикой и заброшенной планеты, пришел к воротам космопорта с твердым намерением, во что бы то ни стало, стать звездолетчиком. С неба моросил редкий дождик, поливая печальные голые деревья.
Космопортом называлось большое поле, огороженное колючкой, натянутой на плохо обтесанные столбы, росшие в прошлой жизни на расчищенной территории. На поле были установлен десяток легких маскировочных навесов, похожих издали на громадные кучи веток, оставшиеся после расчистки.
Под навесами прятались знакомые Конечникову корабли. Часть подразделения несла боевое дежурство на орбите, а свободные экипажи отдыхали на поверхности.
Размещались они в несуразном, бревенчатом строении за колючкой. Эта постройка, называемая блокгаузом, состояла из 2 длинных бараков, соединенных посередине крытым переходом и увенчанная парой приземистых башенок.
Это сооружение небрежно сляпали мужики из поселка, согнанные прикладами на принудительные работы. С тех пор хованцы люто ненавидели долгожданных «защитников», прохаживаясь тихим недобрым словом по вечно пьяным космолетчикам и их дырявому жилищу.
Конечников постоял, поглядел на осклизлые, промокшие вышки, на которых торчали сонные часовые в пятнистых плащ-накидках, на темные окна башни контроля, на сиротливо мокнущие купола гиперсвязи, тихонько позванивающие под каплями дождя.
Потом вздохнул и решительно двинулся к воротам.
— Стой, кто идет? — окликнул его сонный голос постового.
— Конечников Федор, — ответил он, продолжая движение.
— Пацан стой, стрелять буду! — вяло сказал часовой.
Чувствовалось, что ему очень не хочется выползать на дождь из-за странного парня, которому вздумалось посетить вечером Базу.
— Стою, — ответил Конечников, делая шаг. — Я хочу поговорить с начальником космопорта или командиром боевого подразделения.
— А тебе зачем? — с подозрением поинтересовался часовой. — Ходят тут всякие…
— Я доброволец. Я хочу на службу! Я хочу летать!
— Иди, проспись, пацан, — буркнул охранник. — Счастья своего ты не понимаешь…
— Я хочу на службу, — упрямо повторил Конечников. — Когда ваш командир узнает, что вы меня не пускали, вас накажут.
— Парень, иди домой, Христом Богом прошу, — ответил часовой, делая отчаянные попытки удержать приятное сонное состояние. — А если и вправду говна в жопе загорелись, приходи завтра с утра. Их благородия отужинали и отдыхают.
— Мне некуда пойти, я сирота, — закричал Конечников. — Я знаю, что на космодроме приземлился почтовый транспорт. Завтра он пойдет обратно. Завтра вашим командирам будет не до меня, а в училищах скоро заканчивается набор. Пустите, это для меня очень важно.
— Не уйдешь — стрельну. А завтра с утра разберемся, кто ты есть. Может ты шпион. Мне за тебя медаль дадут.
— Шпион, говоришь? — с усмешкой сказал Конечников. — Ну, будь по-твоему.
Он достал из кармана заранее приготовленный на такой вариант развития событий эланский сигнальный передатчик и нажал клавишу включения. Какое-то время ничего не происходило, потом в окнах стал загораться свет, и замелькали силуэты судорожно натягивающих на себя одежду людей.
Какое-то время сборы проходили в тишине, потом запоздало заревела сирена. В будке постового замигала лампочка, и зазвучал зуммер.
— Етить твою мать змееныш, — злобно выругался часовой, выскакивая с оружием наизготовку под дождь. — Руки вверх! Лечь на землю! Стрелять буду!
Над головой провыли заряды. Конечников счел за лучшее плюхнуться лицом в мокрую траву.
Над полем космодрома пронеслись глайдеры, шаря остронаправленными прожекторами. Одна из машин тяжело приземлилась на дороге позади поста. Из глайдера стали выпрыгивать десантники.
— Михайлов, эланец где? — прокричал командир.
— Да здесь! — ответил часовой. — Перед тобой лежит.
— Этот пацан?! — удивился десантник. — Встать!
И не дожидаясь, пока тот поднимется сам, дернул его за шиворот, ставя на ноги.
— Вася, проверь — приказал десантник одному из своих.
— Он, родимый, — почти ласково сказал тот, тыча раструбом противно пищащего прибора в Конечникова. — Что, допрыгался, ступида элана виркоко?
— От тупого петуха и слышу, — ответил Конечников. — Глаза разуй, какой я тебе эланец? Я доброволец, я послужить хочу империи, великому князю-императору.
Пеленгаторщик замахнулся, чтобы его ударить, но командир десантников остановил подчиненного.
— Не тронь… Не видишь — чокнутый…
Допрос длился второй час. Мерно падала с потолка вода, со звоном барабаня в поставленные под течь жестяные коробки, гулко плюхая в плотную, матовую пленку, которой были накрыты кровати и приборы.
В центральном закутке, выполнявшего роль столовой или комнаты для совещаний, на грубо сколоченном, пахнущем смолой предмете, отдаленно напоминавшем стол, были разложены вещи Конечникова.
Там помещались: портативный компьютер, аварийно-спасательной передатчик, снимок Дарьи Дреминой, нательный крест, кожаный мешочек с взятой на родном подворье землей, красивый
