Однако шум битвы начал стихать, и в сумерки к Олегу вышел Чабык:
— Прости, Тенгизхан. Подлый хан и многие его воины заперлись в главной крепости города и не подпускают нас даже близко к ее стенам.
— Ты шутишь, друг мой? — удивился ведун. — Вы знаете, как сделать навес, еще четыре котла есть в запасе. Чего вам еще нужно?
— Прости, не все столь выносливы, как ты. Нукерам нужен отдых.
— Пусть отдохнут, — разрешил Олег. — Один день ничего не изменит.
На рассвете часть монголов отправилась по опустошенным окрестностям искать толстые деревья для изготовления навеса и смогла доставить семь огромных тутовников только к вечеру. К Олегу на этот раз никто оправдываться не пришел — боялись. Но зато следующим вечером его позвали закладывать котел в уже готовую глубокую нишу, выдолбленную со стороны базарной площади, всего в десятке шагов от окованных толстыми медными полосами ворот.
В этот раз монголы взрыва ждали и ринулись вперед, едва начали рассеиваться пороховой дым и глиняная пыль. Олег же снова вернулся к лагерю — и обнаружил, что к нему уже приполз невероятно длинный воинский обоз, возничие разгружают ковры, дрова, съестные припасы.
— Тенгизхан! Ура Тенгизхану! — закричали увидевшие правителя монголы. На их голоса спорым шагом подошел Судибей, коротко поклонился:
— Я спешил как мог.
— Ты молодец, — похвалил его Олег, а через минуту был вынужден вырываться из счастливых объятий Любовода: — Ты-то здесь откуда, друже?
— Дык война же, ведун! Кто же с караваном торговым через войну пойдет? Разграбят! Я лучше за тобой, друже, следом. И безопасно, и добычу у твоих нукеров смогу покупать. К чему им тяжесть таскать? Серебро, оно удобнее.
Шум в городе снова мало-помалу затихал: ночная темень накинула на врагов платок миролюбия. И все же каким-то непостижимым образом война шла, ибо утром двое довольных нукеров из рода ворона приволокли под руки связанного пленника: статного и плечистого, с гладко бритой и теперь изрядно ободранной головой, с черными короткими усами, орлиным, с горбинкой, носом, волевым подбородком. Не зная случившегося, его можно было принять за честного и достойного воина. Однако же в реальности в этом теле пряталась гнусная, подлая душонка.
— Ну здравствуй, хан Гайра. — Не вставая с кошмы, Олег несколько минут внимательно разглядывал это существо, пытаясь заметить черты, выдающие гаденькую натуру, но так и не нашел. Боги поглумились над людьми, одарив негодяя яркой, пригожей наружностью. — Здравствуй, хан. Я говорю это искренне, поскольку жить ты будешь долго, очень долго. Ты ведь знаешь, что великий император Цзинь — мой друг и союзник? Так вот, я попросил его прислать для тебя лучшего палача империи. В караване, который ты истребил, шла девушка. Я хочу вернуть ее живой и здоровой. Тебя будут пытать до тех пор, пока ты не скажешь, как это можно сделать. Но умереть тебе не дадут. Ты ничего не хочешь мне сказать?
Пленник молчал.
— Как знаешь. Уведите его. Судибей покажет, куда.
Нукеры приподняли хана, поволокли к обозу. Олег закрыл глаза. В памяти почти сразу всплыло знакомое лицо, и он впервые за последние дни спокойно, с облегчением, заснул.
Четыре дня от умелого китайского палача не было никаких известий, четыре дня монголы разоряли город и под конец, видимо, не оставили в нем ни единого целого предмета. Наконец перед Олегом опустился на колено обнаженный по пояс мальчишка-китаец, склонил голову:
— Прости, господин. Он умер.
— Он что-нибудь сказал?
— Он сказал, что это был приказ хорезмского хана Мухаммеда.
— Хорошо, можете уезжать. — Олег кинул подмастерью заранее приготовленный кошелек, поднялся и подозвал одного из нукеров, охраняющих покой Тенгизхана: — Найди Чабыка. Скажи, мне нужен пленник. Воин. Кто-то из тех, кто защищал город. Если, конечно, такие есть.
— Прости, господин, ведомо мне, в обозе лежат знатные пленники, коих можно продать за выкуп.
— За что ты просишь прощения? Веди!
Пленники сидели в небольшом загончике, составленном из телег. Связанные и крепко примотанные к колесам. Пахло от них весьма гнусно, как от разлагающихся трупов, над головами густо вились мухи. Видимо, естественные надобности полона никого из степняков не беспокоили.
— Кто ты? — пнул ногой одного из мужчин Олег.
— А ты кто? — с трудом разлепил серые губы пленник.
Нукер тут же с силой ударил его древком копья по затылку:
— Отвечай.
— Воды дайте…
Вместо воды он получил удар еще сильнее:
— Отвечай, падаль!
— Именем я Караджа-Хаджиб, прислан хану в помощь с воинами. Отрар оборонять, — прохрипел мужчина.
— Тогда ты должен знать, где находится хан Мухаммед, где его ставка, его армия?
— Нет армии, — горько засмеялся кашлем пленник. — По городам свои полки разделил. Сказывал, не умеют дикари степные города брать. Побегают и назад уйдут.
— Он сказал правду, — признал Середин. — Нигде и никогда степнякам городов брать не удавалось. Но эта информация уже почти полгода как устарела. Где твой хан? Отвечай!
— В городе…
— В каком?! — снова ударил его нукер.
— То не ведаю… Где-то сидит. В городе.
— Ищи Чабыка, Судибея. Всех, — тихо приказал нукеру ведун. — Мы выступаем.
Монгольская конница неудержимой лавиной покатилась по дорогам Хорезма, от города к городу, от крепости к крепости, требуя выдать великому Тенгизхану на суд преступного хана Мухаммеда либо отворить ворота и дать монгольским сотням обыскать город. Но слава непобедимого правителя, прямого воплощения богини Дара-эхэ, успевала обогнать даже самых легконогих коней, а потому большинство городов предпочитали не накликать беду и кровь, а открыть ворота, заплатить откуп и принять небольшой гарнизон и нового наместника. Так сдались Хива, Термет, Балх, Бухара, Ходжент, Коканд, Ургенч, многие сотни небольших поселков и деревень.
Не обошлось во время этого похода без смешного: жители города Ашнасу категорически отказались открывать кочевникам ворота и платить откуп — но и сражаться за трусливого подлого правителя тоже не пожелали. Нукеры Чабыка забрались на стену и, никем не удерживаемые, без боя открыли ворота и впустили своих товарищей. Не обошлось и без трагедий: в Сыгнаке обитателям захотелось повоевать, причем они убили обычного местного купца именем Хасан-Хаджи, через которого Олег передал предложение обойтись без крови. Через семь дней город все равно был взят, но обозленные кровью нукеры уже не открыли ворота, чтобы выгнать жителей подальше от войны. В Самарканде, уже после согласия жителей сдаться, в открытые ворота внезапно вынеслись сотни с обнаженными мечами и после короткой схватки с заградительным отрядом почти без потерь вырвались и ушли куда-то на юг.
Олег все же пощадил огромный и красивый город.[10] Однако не удержался и велел отослать в Каим триста лучших мастеров. Может статься, у них еще получится оживить умирающие поселки.
К середине лета стремительно редеющая монгольская армия и ползущий за