И ожидание нового удара, новой боли.
— Ключ из кармана!
Телохранитель вытащил ключ.
— Открой наручники.
Удар в колено.
— Открой. Или ноги сломаю!
Ревизор, не выпуская из зубов нос, подался головой вправо, чтобы легче было дотянуться до замка. Чтобы легче было дотянуться телохранителю. Он дотянулся…
Освобожденной правой рукой Ревизор ударил врага в висок. И не почувствовал удара, почувствовал уколы тысяч иголок в распухшей, как надутая резиновая перчатка, затекшей кисти.
Быстро открыл второй замок. Обшарил упавшее тело. Пистолета не было. Были какие-то пропуска, ключи, мобильный телефон. И еще одежда, которая должна была быть впору, что и решило исход выбора.
Одежда и бутылка.
— Я все сказал! Не надо! — громко закричал Ревизор, стаскивая пиджак. — Не бейте!.. — Потянул брюки.
Одежда не была размер в размер, была чуть велика. Найденным в кармане носовым платком перевязал палец. Напялил на все еще бесчувственного телохранителя свой грязный, окровавленный костюм, приподнял, защелкнул на запястьях браслеты. Осмотрел повисшее тело.
Вроде ничего, похоже. В глаза бросается одежда, а лицо можно увидеть, только если голову с груди поднять. А они ее поднимать не будут. Зачем ее поднимать, если шеф того фраера вырубил? Так что тут порядок. А вот с другим лицом, с лицом телохранителя… С ним придется повозиться.
— А-а! Я скажу, скажу!
Несколько раз, не без удовольствия пнул обвисшее тело ногой. Чтобы были слышны удары, чтобы было понятно, что здесь не уснули, что здесь работают.
Оказывается, хорошо, что это не камера, что это каменный, без окон и мебели, «мешок». Но зато и без глазка в двери! А вначале он не приглянулся…
Ревизор прошел в угол за дверью и, заглушив криком: «Мне больно-о!» звон стекла, разбил бутылку о стену. Встав на колени, тщательно осмотрел осколки, выбрал два. Один — донышко бутылки, поставил перед собой в угол, второй, зажав большим и указательным пальцами, приблизил к лицу. Донышко было зеркалом, треугольный, с более-менее ровным сколом осколок — бритвой.
Это не самое легкое дело — бриться бутылочным стеклом. Это невозможное дело, если не знать, как это делается. Ревизор — знал. Ревизор учился бриться всем, чем ни попадя — ножами, топорами, косами, оконным, витринным и бутылочным боем. Он освоил это искусство. Он мог брить топорами воздушные шарики. И брил воздушные шарики. Но тогда, давно. И с тех пор, может быть, еще только раз или два. И вот еще теперь…
Ревизор увидел свое отражений в донышке бутылки. Щетина была самая неудачная, полуторасуточная. Тут просто стекляшкой не обойтись, тут нужен хороший инструмент. Нашел более-менее ровный кусок бетонной стены, приложил, наклонил стекло под углом тридцать градусов, с легким нажимом зашоркал по камню вверх-вниз, вверх-вниз… Бетон работал, как наждачный камень, стачивая осколок. Скол стекла истоньчался, выравнивался, приобретал форму бритвы.
Вот теперь ничего. Теперь можно скоблиться.
Ревизор смазал щеки слюной, двумя пальцами расправил и одновременно сильно потянул вниз кожу. Прижал под острым углом, повел вниз стекло, выбривая узкую дорожку. Не «Жиллет», конечно, и даже не «Спутник», но до синевы бриться не нужно. Лишь бы чуть-чуть соскоблить щетину, чтобы она в глаза не бросалась.
Есть!
Смотреться стал не в зеркало, стал в чужое лицо. Подошел к приходящему в себя телохранителю, задрал ему голову. Еще борода и усы. Которые ему уже не нужны. Нужны — другому. Наклонился, плюнул, повел по коже стеклом. Теперь уже не аккуратно, теперь не стесняясь, не боясь крови. Кровь и должна быть, ведь его били.
Осыпающиеся волосы Ревизор ловил на раскрытую ладонь и складывал в две кучки на полу. В одной — усы, в другой — борода. Разложил, стараясь получить форму, которую они имели на лице. Кажется, так или чуть-чуть шире? Нет, так.
Теперь нужен был клей. Кровь не подходила, кровь будет заметна. Попробовал высморкаться, это тоже неплохой клей. Но нос был сухой, как печная труба. Остается… Быстро расстегнул ширинку. Не ко времени, конечно, и не к месту, но деваться некуда. «Момента» в чужих карманах не нашлось.
Сосредоточиться было трудно, нужные образы в голову не лезли. Лезли ненужные, мешающие, сбивающие с мысли.
Так и проколоться недолго, можно сказать, на пустячном пустяке. Побрился за минуты, а с клеем, похоже, напряженка…
— Ну давай, давай! — заорал Ревизор, изображая шум допроса. — Давай, гад!
Ну, слава богу!..
Размазал «клей» по подбородку, по верхней губе, наложил, прижал пучки чужих волос. «Клей» подсох, приклеил муляжи к коже.
Похож?
Нет, не очень. То есть борода и усы вроде такие, как надо, а в целом… Чего-то не хватает. Чего?
Подняв за волосы, внимательно осмотрел телохранителя.
Брови. Брови надо слегка опустить, сузив размер глазниц. Вот так. Так лучше.
Теперь нос. Его нос чуть шире в середине. Ну это просто. Разорвал подол рубахи, скрутил небольшие тканевые шарики, сунул в ноздри, протолкнул подальше.
Нет, перестарался.
Вытащил, уменьшил, снова пихнул в нос.
Совсем другое дело.
Что дальше?
Подбородок у него чуть выпирает вперед. Вытянул челюсть.
Получилось похоже.
Теперь надо вспомнить его мимику, вспомнить, как он говорит, смотрит, что происходит с лицом, когда он смеется, злится, отдает приказы. Потому что дело не в усах, бороде и носе, они не больше чем внешний антураж, дело в сути. Перевоплощение начинается не с внешних черт, с характера персонажа, с выражений его лица, с глаз, с манеры вот так вот щуриться И дергать уголком рта. И еще походка. Какая у него походка? Вот так вот выставлять вперед ногу, подволакивать вторую.
Вот так.
Вот так.
И вот так…
Что получилось теперь?
Нормально получилось. Конечно, не брат близнец, но что-то общее есть. А частности они рассмотреть не успеют.
Только вот кровоподтек на правой щеке. Что делать с ним? Закрасить ссадину нечем. Но можно прикрыть. Можно прикрыть мобильным телефоном. Это очень естественно и не вызовет подозрений. Мобильник и рука, если правильно ее держать, закроют пол-лица.
Остался голос. Его тоже желательно подобрать.
Как он говорит? Как он говорил, когда допрашивал?
— Ну… что… вспомнил? — попробовал Ревизор воспроизвести наиболее часто повторяемую при допросе фразу.
Нет, трудно. Всю речь смоделировать трудно. Разве только отдельные фразы. Это проще…
За дверью кто-то завозился, хотя времени прошло не так много, минут сорок. Нет, сами, без приглашения они не войдут, побоятся.
— Ой, больно! Не надо! Я скажу, скажу! — визгливо прокричал Ревизор.
